В толпе мелькнул Иван. Мазнул по мне взглядом, но не подошел и даже не показал знаком или движением, что мы знакомы. Не стал подходить к нему и я. Вероятно, он опасался внимания своих коллег, присутствующих здесь. Догадывался о присутствии, но не смог определить среди официально одетых мужчин сотрудников грозного ведомства.

Неожиданно к нам подошел высокий мужчина лет сорока, чем-то похожий на Ксенофонтова.

- Вы новые родственники? - поинтересовался, пытливо оглядев нас и задержав взгляд на мне.

Нерешительно киваю и пытаюсь уточнить свою догадку:

- А вы кто?

- Сын. Отец писал про вас. На поминках будьте обязательно…, - сообщил, кивнув головой, и отошел к толпе родственников.

Тетя удивленно смотрит на меня:

- Чего нам там делать? Я собиралась после кладбища домой.

- Ты езжай домой, а я поприсутствую недолго, - предлагаю, гадая про себя: «Зачем мы понадобились?»

Когда выносили гроб, удивился количеству наград покойного, которые несли курсанты на бардовых подушечках.

На кладбище поехали куда-то за город в сторону Сертолова на трех автобусах - красном Икарусе и двух ЛАЗах. «Второй раз с Ксенофонтовым еду в эту сторону!» - удрученно отмечаю. Начальство ехало в общей колонне на персональных «Волгах». Вереницу машин сопровождала легковушка ГАИ, сверкая синими проблесковыми маячками.

Кинул горсть земли под залпы курсантов из АКМ и отвел зарыдавшую тетю в сторону. «Почему нужно так убиваться по чужому, по сути, человеку? Неужели она испытывала к Петру Петровичу какие-то чувства и на что-то рассчитывала?» - теряюсь в догадках.

В толпе возвращающихся к автобусам меня обогнал Иван, задев плечом. Не понял, но сунув руку в карман, нащупал листок бумаги. «Ловок черт!»

Поминки проводились в банкетном зале заводской столовой (как понял), так как в просторном и красиво оформленном помещении не было обязательного атрибута - раздаточной с кассой, а было небольшое возвышение с микрофоном, выполняющее роль сцены.

Через некоторое время после начала, когда затихли поминальные выступления начальников и желающих вслух прилюдно помянуть покойника и начались обычные застольные разговоры за жизнь, по работе, о войне (у ветеранов), сын Ксенофонтова, проходя мимо, кивнул мне на выход. На улице закурив, поинтересовался:

- А где женщина, которая была с тобой в ДК?

- Тетя поехала домой. Не любит застолий, - поясняю. - Пожалуй, и я больше в зал не пойду. Прими мои соболезнования. Жалко, что так рано оборвалась его жизнь! - добавляю искренне.

«Нет ли в его смерти моей вины?» - вновь появился уже замучивший меня вопрос. Романов с Ксенофонтовым - не маленькие и должны понимать, какие ставки были в игре, и к чему способна привести их деятельность. «А может, действительно причиной аварии были метеоусловия или технические неполадки самолета?» - мысленно успокаиваю себя. Единственное, что меня смущало - в моем первом варианте памяти Григорий Васильевич пережил двадцатый век.