– Я знаю, Николай Михайлович, о чём хотите спросить… Про всех этих родственников, которые будут обивать пороги. А плевать, заслуги отцов не могут оправдать порочные наклонности детей. Сегодня у нас десятое апреля, и я жду через десять дней Вашего доклада! Пройдитесь по петербургским содомитам мелкой гребёнкой! И добудьте мне свидетельства виновности в отношение Мещерского и Ламздорфа, чтобы мы могли отправить их в Сибирь! Надеюсь, что уже сегодня самые одиозные личности будут ночевать не на тёплой перине, а на грязном тюфяке в «Крестах»… Зная наше светское общество, я просто уверен, что вести об этом разнесутся по Петербургу мгновенно!
* * *
Отправив восвояси генерала Баранова, канцлер поспешил на вечерний доклад к Императрице. В кабинете Александры Фёдоровны он застал Великую Княгиню Елизавету, которая что-то рассказывала вполголоса, сидя в кресле у окна.
Сёстры были практически в одинаковых скромных тёмных платьях, обе хрупкие, высокие, сказочно прекрасные. Лишь глаза, сине-ледяные у Аликс и нежные серо-голубые у Эллы, отличали их между собой.
При появлении графа Игнатьева Елизавета Фёдоровна сразу умолкла и встала с кресла, явно собираясь покинуть кабинет. Императрица попросила сестру остаться, после чего пригласила канцлера к столу.
Николай Павлович, которого вообще было трудно чем-то смутить, весьма неуютно чувствовал себя под пристальным пытливым взглядом Елизаветы Фёдоровны. Он был прекрасно осведомлён о том, что Великая Княгиня почему-то недолюбливает его, и теперь старался не смотреть в её сторону.
Императрица протянула канцлеру папку и попросила ознакомиться. Увидев в его глазах немой вопрос, она пояснила:
– Это список тех лиц, граф, которые были ознакомлены с богопротивным мерзким сочинением и высказываниями Великого Князя Николая Михайловича. Он сам его составил… Собственноручно написал, никого не забыв и не пожалев…
– Я понял, Государыня, и жду приказаний.
– Николай Павлович, я не могу оставить безнаказанными тех, кто
вольно или невольно оказался причастным к этой непристойной истории. – Голос Императрицы звучал глухо, с заметным английским акцентом. – Но я теряюсь и не знаю, какое же должно быть наказание. Не вызовет ли это ненужных пересудов в обществе?
– Ваше Величество! Те пересуды, которые могут возникнуть, гораздо менее опасны, чем существующая ситуация. Я осмелюсь напомнить, Государыня, что в своё время почивший в Бозе Государь Александр Второй был вынужден принять жестокое решение относительного Великого Князя Николая Константиновича, изобличённого в неблаговидном поступке. Но можно ли сравнивать кражу бриллиантов с той хулой, которую позволил Его Высочество Николай Михайлович?