— Никак, Константин Сергеевич. — Снял круглые очки, принялся протирать. — Телеграфная линия перерезана. Телефонная тоже. Связи нет, всё молчит. Дворцовая электростанция, однако, работает — свет есть, слава Богу.

— Хватило ума не сжечь, — заметил Две Мишени.

— Кто-то остановил, да, — кивнул Яковлев. — Чернявин своих верхами к Гатчино погнал, просёлками да через Орлову рощу. Ещё не вернулись. Из столицы, от Дмитрия Павловича и старших рот — ничего. Убыли и как в воду —

— Типун вам на язык, Семен Ильич, — суеверно сплюнул Аристов и тотчас перекрестился. — Царица Небесная, молись за нас, грешных…

— Типун, — невесело согласился Яковлев. — Из окружения все прорвались, противника задержали — а толку? Где гвардия, где…

— Будем считать, что никого нет, — перебил Две Мишени с явным раздражением. — Будем считать, что мы одни остались верны присяге, то есть престолу. А младшие роты где?

— В Дудергофе. В Швейцарском домике.

— Тесновато.

— В тесноте, да не в обиде, Константин Сергеевич.

— А в Дудергофе…

— Связи нет и там.

— Понятно. — Аристов резким движением засунул руки глубоко в карманы шинели. — В общем, мы сидим здесь, противник нас обошёл, подъедаем неприкосновенный запас…

— Константин Сергеевич, это никому из нас не нравится, — негромко, но твёрдо отвечал Яковлев. — Пойдёмте, в буфетной на вокзале мы устроили штаб. Будем решать, что делать…

* * *

«Стрелки-отличники» кадета-вице-фельдфебеля Федора Солонова устроились в общем зале вокзала станции Пудость. Когда-то это был небольшой, аккуратный, почти игрушечный вокзальчик, теперь здесь царил хаос военного лагеря. Кадеты, офицеры, сверхсрочники-фельдфебели… о, а вот и Фаддей Лукич пробежал, озабоченно что-то бормоча себе под нос, вот каптенармус Трофим Митрофанович — постарел с того дня, как выдавал юному кадету Солонову первый в жизни того саперный тесак, но бодр! Не бросили корпус, не переметнулись никуда…

За плотно закрытыми дверьми буфетной гудели голоса офицеров, а здесь, в общем зале, весело трещали дрова в обеих печах-голландках, было тепло и уютно. Федор привалился спиной к стене, вытянул ноги, мечтая о том, чтобы снять, наконец, сапоги — и тут его вдруг окликнули, вырывая из уже накатывающей дремоты:

— Солонов! Кадет-вице-фельдфебель! Прошу сюда.

Федя заморгал, поднял глаза — штабс-капитан Мечников, самый младший из офицеров-воспитателей, без году неделя назначенный в корпус на одно из отделений самой младшей, седьмой роты. Погодите, смутно удивился Федор, мелких мальков же вывезли в Дудергоф?..

— Ступайте за мной, — Мечников устало махнул рукой. И сам он был какой-то усталый, помятый, полы шинели заляпаны грязью, а сапоги такие, словно штабс-капитан самолично месил глину все бесконечные вёрсты красносельских практических полей.