А та, прощаясь, вдруг заплакала.

Да и у Феди, он сам не знал, отчего, на сердце кошки скребли.

Слишком мало побыли в этом удивительном новом мире. Мире без нищих и богатеев, в справедливом мире. Где по гладким асфальтам катились зализанные, обтекаемые автомоторы, так непохожие на те, что бегали по его родному Гатчино, не говоря уж о тихом Елисаветинске, где подобных чудес и вовсе никто никогда не видывал.

Петя Ниткин, конечно, не отрывался от книжки. Его собственный блокнот стремительно распухал от быстрых карандашных записей.

— Николай Михайлович… — вдруг сказала Две Мишени. — Я понимаю, вы сражались против взявших власть эсдеков — большевиков. Я понимаю, вы хотите исправить неправильное, с вашей точки зрения, прошлое. Нет-нет, я не спорю — на всё воля Божия, и, если Он, в величайшей любви Своей, попустил подобному случиться, значит, в этом кроется некий божественный промысел. Но — насколько прав ваш оппонент? Что, если это и впрямь угрожает вашей действительности? Не проще ли было вам с супругой уйти к нам, в наш «временной поток», как вы говорите? Вы блестяще образованы, детство и юность ваши прошли в Империи, вам не потребовалось бы даже приспосабливаться. С документами, — подполковник чуть усмехнулся, — в нашем 1908-ом куда легче, чем у вас. Да и то сказать, я бы смог оказать вам известную протекцию. Профессора теоретической физики вашего масштаба у нас не в переизбытке. Вы могли бы открыть своё дело. Разбогатеть. Трудиться на благо России. Тем более, что ваши посланцы не без успеха обосновывались у нас. Николай Михайлович ответил не сразу. Автомотор выбрался за пределы города, темный лес надвинулся с обеих сторон узкого шоссе.

— Константин Сергеевич, — странно-сухим голосом наконец заговорил профессор, — а разве вы покинули бы своих солдат? Разве вы согласились бы уйти, бросив дело всей своей жизни? Отказавшись от возможности исправить величайшую несправедливость целого века? Да, мы Мурой в 1919-ом почти дошагали до Москвы — с так называемым дроздовским полком, в составе Вооружённых Сил Юга России, тех, кто сражался с большевиками. Но — не хватило сил. Кто-то говорит, что наше дело — белое дело — было обречено с самого начала; кто-то с этим не согласен. Но сбежать с поля боя?.. Дезертировать?.. Забиться в уютную норку и позабыть обо всём, что оставил позади?.. Да, конечно, мы спокойно могли бы отправиться к вам. Пришлось бы слегка повозиться с, как у нас говорят, «легализацией», но, вы правы, это не составило бы непреодолимых трудностей. Однако, увы, не могу. Нет, если не останется другого выхода… Но это именно последнее средство. Если нас загонят в ловушку здешние власти предержащие — тогда да. К этому мы тоже готовы. Однако мы не оставляем надежды…