— А вы точно уверены, что вашим согражданам… — начала Ирина Ивановна, но профессор только отмахнулся с досадой.

— Ну только вы не начинайте, милочка! Не сравнивайте меня с большевиками. Они строили свою злую утопию, а мы хотим вернуть всё к нормальности.

— Вы даже приблизительно не знаете, к чему это приведет, — покачала головой Ирина Ивановна.

— Отчего же? Знаю. Знаю, что ничего экстраординарного не случится. До сего момента всё наши расчёты оправдывались, предсказанное математическими методами исполнялось. Конечно, никто не даст полной и абсолютной уверенности, но таковой в нашей жизни не существует вовсе. Вот мы с вами едем, а на нас и метеорит упасть может, хотя вероятность этого и очень мала.

— Вы горды, профессор, — заметил Две Мишени.

— Горд? О, да, господин подполковник, мы с Мурой очень горды. Нас остались считанные единицы — тех, кто противостоял большевикам с оружием в руках. Большинство выживших рассеялось по заграницам; ну, а те, кто остался… иные, как мы, проскочили сквозь сети. Во многом благодаря нашим знаниям, хотя часто и они не спасали. Так что да, мы горды. Мы последние, кто помнит, как можно было жить по-человечески.

— Я не видел ничего ужасного в жизни вокруг себя, — пожал плечами подполковник. — Мы раз за разом возвращаемся к этому и, какие бы отдельные ужасы вы нам не поведали, глаза мои меня не обманывают: город стоит, и люди в нём не кажутся несчастными, голодными или угнетёнными. Совсем напротив.

Профессор не ответил. Лишь ссутулился за рулём, глядя строго вперёд.

— Отправьте нас домой, Николай Михайлович. Едва ли мы что-то изменим в вашем прошлом.

— Прочтите мои наставления, — отрывисто сказал тот. — Там, помимо всего, краткие итоги большевизма. В потерянных жизнях. Тех, кого в нашей истории расстреляли и уморили.

— Но это уже история, — мягко заметила Ирина Ивановна. — А может получиться ещё хуже.

— Не может. Ничего не может быть хуже того, что произошло.

— Я с вами не согласна, милостивый государь. Вы не знаете и не можете знать, как на деле изменится всё вокруг вас, в вашем временном потоке. Мы так и не добились от вас определённого ответа. А знаете, почему? Потому что вы сами его не знаете. Вычисления, говорите вы, показали, что потоки «разделятся», а потом вновь «сойдутся»?

— Да! — вдруг яростно выкрикнул профессор. — Никто не знает, как! Никто! Потоки разделятся, а потом вновь амальгамируют! Я не знаю, что будет с материальной культурой, с людской памятью, с природными явлениями! Физика и математика могут предсказать очень и очень многое, но не до такой же точности! Принцип неопределенности, до которого у вас пока ещё не дошли!..