— А… а как же объяснить всё это? — беспомощно пролепетал Федор. В голове у него всё путалось. — Маме, папе? Как?
— Дай мне подумать. А пока — скажи сестре всё это, постарайся убедить быть очень осторожной.
Федор пообещал.
Государев смотр приближался, корпус охватило какое-то лихорадочное, почти болезненное напряжение. Мыли, чистили, наводили блеск на дверные ручки. Дядьки-старослужащие таскали лестницы, длинными перьевыми метелками смахивая успевших поселиться в углах потолочной лепнины пауков. Средние возрасты оказались поголовно мобилизованы на натирку полов; старшая рота без устали отбивала парадный шаг на плацу и повторяла ружейные приёмы.
Левка Бобровский таки-уговорил Федора совершить ещё один поиск в подвалах корпуса; это оказалось нетрудно: вокруг царила такая суматоха, что сейчас сюда прорвались бы, наверное, все без исключения эсеры с эсдеками, взбреди им такое в головы.
Однако потерна оказалась наглухо закрыта. Двери, что вели вниз из подвалов — заменены новыми, обитыми железом и с настоящими замками, ножичком не откроешь. Лев, конечно, попытался пустить в ход свои знаменитые отмычки, однако не преуспел:
— Тренироваться надо, — выдохнул он, пряча инструменты в карман. — Тут для настоящего медвежатника, и то едва ль справится…
Люк, через который они проникли в потерну в самый первый раз, тоже оказался наглухо заперт; крест-накрест положены две железных полосы на больших висячих замках.
— Бомбистами тут и не пахнет, Лев, — вздохнул Федор, когда они выбрались наверх. — Сам видишь, какие запоры.
— Вижу, — Бобровский признавал очевидность, однако не сдавался. — Значит, надо искать другой выход, Слон, только и всего. И искать в стороне дворца.
— Погоди, а когда вас Ромашкевич с Коссартом выводили, вы же —
— Ты забыл. Мы через подвалы уходили… Кстати! — оживился Лев. — Выход-то из них — знаешь, где был? В кирасирских казармах, представь себе! Корпус-то с ними сообщался, оказывается!
— А кирасиры что?
— Как это «что»?! От смутьянов отстреливались! И у себя, и возле дворца, а потом уже семеновцы подошли, погнали толпу… Семеновцы, они знаешь, какие злые были? Ещё с того осеннего взрыва. Ух, и не любят же они там господ бомбистов!.. Ну и пошли катать-валять. Они и корпус-то наш выручили. Так что есть ещё ходы под Гатчиной, я теперь точно знаю — есть! И потерна наша — только их часть! И мы, Слон, должны их найти — пока бомбисты вновь не отыскали!
Федор совершенно не был уверен в наличии снующих потерной бомбистов с самого начала, но благоразумно решил промолчать.
Поскольку Петя Ниткин оказался сейчас «совершенно потерян для какой бы то ни было осмысленной деятельности», как выразился капитан Коссарт, многозначительно вручая Фединому другу очередной лимонно-жёлтый конвертик — что заставило беднягу залиться краской и чуть не расплакаться — за схемы и планы пришлось браться самому Фёдору с Бобровским.