– Да, смешно, а ведь это лучшее решение.

– Не знаю, не знаю, Лавр. Хотя… Если очень-очень высокое начальство поверит в твои выдумки, то тогда…

– Что?..

Они дошли уже до его дома, и Лёня не ответил. Поднялись в квартиру, а там новость: приходил участковый, проверял у всех документы. А в квартире посторонняя – Мими. Сказала, что в гости пришла к Пружилиным. Вроде обошлось, но что дальше будет? Фамилию-то он записал, а её муж, бывший дипломат, расстрелян как враг народа. Не сходить ли в органы, чтобы выяснить, как ей дальше жить?

– Ехали бы вы, голубушка, в Сибирь, – посоветовал Ветров. – И чем быстрее, тем лучше. Прямо сегодня. И сидите там тихо.

– Ах, меня здесь теперь ничто не держит, – сказала Мими.

Потом Ветров уединился с Дарьей Марьевной, но о чём они говорили, никто не слышал. Затем он ушёл. Что намерено сделать его высокое начальство, чтобы деды-бабки математика крейзи-Джека не сумели бы познакомиться, он Лавру так и не сказал.

Ленинград, 1940 – сентябрь 1941 года

Ленинград, 1940 – сентябрь 1941 года

– Вообще я сильно удивлён, – вполголоса говорил новый постоялец. Его только вчера поселили в их спальню. – Хорошие кровати, постельное бельё, тёплые одеяла – ну, прямо санаторий. Мне выдали костюм! Галстук! Ботинки! – он указал на эти ботинки, стоящие под кроватью, и, нервно оглянувшись на дверь, добавил шёпотом:

– Даже не думал, что такое может быть в тюрьме! И кормят, будь здоров.

– Ты зря шепчешь, – лениво сказал самый старший из них, Яков Прохорович. – И охраны не бойся. Они в спальню заходят, только когда здесь никого нет. Тумбочки проверяют, смотрят, чтобы под матрасами чего запрещённого не было. А когда мы здесь, то мы хозяева. И смотрят, чтобы к нам вольняшки не заходили.

– Вольняга сюда и так не пойдёт, – сказал ещё один член их компании, Николай Сурмин. И рассказал, что сделают с вольнонаёмным сотрудником, если он передаст заключённому что-нибудь с воли.

Новичка – его звали Сергеем, и был онспециалистом-металловедом, эти вопросы пока не интересовали. Он думал о себе.

– За что? – страдал он. – Почему? Я нормально работал! Вдруг схватили, и сюда!

Все невесело засмеялись: каждый прошёл эту процедуру.

– И говорят, что работа здесь – та же самая, что я делал в институте! Только в тюрьме! Зачем?! Не понимаю. Они что, решили на моей зарплате сэкономить?

– Нет, – сказал Лавр. – Зарплата здесь такая же, как и на воле. Правда, купить мало что можно, и только в тюремном ларьке. Зато сумеешь накопить.

– Кстати, про охрану, – продолжил свою мысль Яков Прохорович. – Кроме этих, в коридорах и на входах-выходах, есть ещё охрана периметра ОТБ[114], и говорят, ещё посты наблюдения на смежных улицах. Так что даже не думай бежать. В лучшем случае застрелят, а в худшем – попадёшь туда, где тебе никто не подарит галстук и ботинки.