Светлый фон

– Ну, одна из личностей, которая и в самом деле много чего добилась – это явно Гай Гисборн… А вторая, не иначе, Дугал Мак-Лауд, – фыркнул Гунтер и осекся, поймав безмятежный взгляд старчески блеклых, но все еще ясных глаз святого отшельника. – Что, неужели правда? Гай и Дугал?! Все ради них?..

– А также ради девы, ранее звавшей себя Изабель, а теперь называемой императрицей византийской Склиреной, – добавил святой отец, и в голосе его Казакову послышалось легкое ехидство. – Ради незнакомого вам юноши из Италийских земель по имени Франческо, и юницы Бланки из семейства Транкавель. Ради молодого короля французских земель Тьерри. Ради королевы Беренгарии. Ради сотен и тысяч смертных в Европе и Палестине, которых вы никогда не увидите. Ради спасения одних и погибели других. Ради посрамления Врага и прославления имени Господа нашего. Вам этого недостаточно?

– С одной стороны, достаточно, – несколько примороженно сказал фон Райхерт. – А с другой… как же так… С другой – по вашим словам выходит, что нас просто использовали втемную, как приманку на хищника, а собственные наши деяния не так уж и важны…

А Серж неожиданно расхохотался, до слез и икоты, нелепо помавая в воздухе руками и выталкивая непонятные русские слова. Отсмеявшись, он наконец заговорил более-менее внятно, хотя и смешав от волнения в одну чудовищную кучу русскую, английскую и норманнскую речь:

– Обидно, да?! Мы-то себя считали пупом земли, а тут говорят – не, ребята, какие вы пупки, вы просто задницы! А знаешь что, Гунтер? Вот лично мне ни капли не обидно! Нормальная же операция прикрытия, ты-то, как военный человек, должен понимать! Главное – вставили хар-рошую спицу этому… фокуснику… Ведь вставили, а?

– Еще как, – подтвердил отец Колумбан, улыбаясь в густые усы.

– Во! – барон де Шательро в совершенном восхищении хлопнул себя по бедрам. – И вообще, кое-что ведь мы и сами сделали. Я вот принцессу от пирата спас, в лучшем духе старика Говарда. А ты, Гунтер, и вовсе специализировался на поимке важных государственных преступников – сначала этот, как его… Лоншан, потом Комнин… Ангела Божьего сыграл, опять же…

– Не о том говоришь, – прервал его призрак отца Колумбана. – Внешнее это все, суетное. Главное в том, что каждый из вас посрамил нечистого в сердце своем. С каждым из вас он играл, каждого вводил во искушение – тебя, Серж, через праздность, похоть и корысть, а тебя, Гунтер, через гнев, зависть и гордость. Не скажу, чтоб вы очень уж стойко сопротивлялись искусу. Но в конце концов вы сделали свой выбор, и Враг проиграл. Тебя, Серж, на Кипре вела любовь и честь. Гунтер руководствовался милосердием и смирением. И пусть Божественную Игру делали другие люди, но окончательный ее итог определил именно этот ваш выбор. Теперь наступает новое время, время Вестников; измененное будущее этого мира, сколь мне дозволено его прозревать, хорошо есть, и хорошо весьма. Серж, тебя, я вижу, распирает. Ты что-то хочешь сказать, сын мой неразумный?