«Неразумный сын» Серж де Казакофф смущенно прокашлялся.

– Святой отец… – Сергей помялся, не зная, как бы поделикатнее объяснить свою просьбу. Любая «обтекаемая» формулировка почему-то казалась неуместной. Наконец, махнув рукой, «барон де Шательро» рубанул напрямую:

– Святой отец, верните нас обратно. Пожалуйста.

Призрак отца Колумбана молча уставился на Казакова – то ли потерял дар речи от такой наглости, то ли обдумывал поступившее предложение, а возможно, советовался с «Тем, кто превыше». Молчал он долго. Потом осведомился вкрадчиво:

– А что тебе сейчас не живется, сын мой? Богат, сыт-пьян, знаменит, шатер царский, женщина при тебе дивных статей… Жить бы да не тужить, другим на зависть, себе на удовольствие. Там, где «обратно», ведь ничего этого не будет. А?

Казаков притворно вздохнул, театрально шмыгнул носом, заговорил, глядя на отца Колумбана с нахальством беспризорного пацана, просящего целковик вместо копейки:

– Так ведь безблагодатное оно, богатство сие. Не трудом досталось, а единственно попустительством диавольским. Опять же, праздности, похоти и корысти способствует весьма. И Интернета хрен сыщешь, а я без него не могу.

– Вот ведь звонарь беспутный, прости Господи, – неодобрительно покачал головой отец Колумбан. – Поди, язык твой на то посередине привешен, чтоб на две стороны трепать. Но, между прочим, хоть ты и ёрничаешь от стеснительности, а говоришь притом чистую правду. Ладно… Давно ты об этом просил. Будь по твоему.

– Это когда «давно»? – оторопел Казаков.

– А в прошлом годе еще. В Лимассоле дело было, – охотно пояснил призрак святого отшельника и вдруг отмочил штуку – сказал казаковским голосом на чистейшем русском языке: "Вернул бы он меня домой, так моя бы благодарность была ваще безгранична…" Серж только глаза выпучил.

– Ну а ты, Гунтер? – продолжал отец Колумбан, поворачиваясь к сидящему на краю койки германцу. – Тоже – домой?

– Нет, – неожиданно для самого себя сказал Гунтер фон Райхерт.

Сказал и сам удивился. И в ту же секунду понял, что сказал правду. И удивился самому себе еще больше.

– Нет, – повторил он внезапно осипшим голосом. – Я остаюсь. Не все еще сделал… здесь.

Отец Колумбан недоуменно приподнял седую бровь.

– Уверен?

– Уверен. Мне бы только денег… Проклятье, если б какой-то негодяй не спер лоншановы драгоценности!..

Изумленно вздернутые брови отца Колумбана грозно нахмурились, когда святой призрак сообразил, о чем идет речь. Но тут за порогом шатра послышался какой-то невнятный шум, и в шатер – спиной вперед – влетел сперва сильно потрепанный оруженосец Джентиле, а следом за ним, держа в руке обнаженный меч, ввалился Мишель де Фармер собственной персоной. При виде совершенно здоровых Сержа и Гунтера, а также отца Колумбана, возвышающегося посередине палатки, глаза Мишеля округлились.