– Прошу вас. – Санитар нажал на кнопку отрицательного уровня.

Мы вышли в выложенный белой кафельной плиткой длинный коридор, видимо соединяющий основное здание с другим.

– Это достаточно близко? – спросил Ник.

– Полторы минуты от реанимационного отделения, Ваше Величество. – Молодой человек замялся было, но решился договорить. – Мгновенных изменений состояния больного можно не опасаться. Даже в случае ухудшения.

– Хорошо.

Санитар отпер широкую железную дверь. Потянуло холодом.

– Ник, но это же…

– Да.

Мы прошли в просторное помещение покойницкой, немного расплющенное из-за низкого потолка. Три белые стены, черный пол, блики ламп на том и другом. Два ряда оцинкованных столов. Вся четвертая стена состояла из металлических пронумерованных дверец – вроде тех, что бывают иногда при спортивных залах, только значительно большего размера.

Ничего страшного, это всего лишь покойницкая, а не ад. Ад я сегодня уже видела. В аду не может быть Ника, а здесь он есть, и он твердой рукой поддержал меня под локоть.

Санитар ушел. Мы остались – чего-то ожидая.

– Почему ты надумал допрашивать его здесь?

– Брюсу это понравится, ручаюсь. – Ник сел за небольшой стол, на котором громоздились кипы подшитых в папки бумаг.

Послышались шаги, железная дверь отворилась. Несколько жандармов ввели Костера.

Я впилась глазами в лицо врага. Как же оно изменилось, или всегда было таким – да только я не умела заметить? Какой он американец? В Вятской губернии полным-полно таких типажей. Эта обыкновенность опять показалась странней всего. В архивных моих штудиях я обращала внимание на иные портреты. Лица Троцкого, Ленина, Свердлова, Джугашвили, Петерса или Дзержинского несут ощутимые следы дегенерации.

Лицо как лицо. Стало быть, и такие лица достаточно часто бывают у Зла.

Мне было приятным отметить, что с этим самым лицом, судя по всему, обходились без особой бережности. Шишка на лбу и ссадина на скуле его не красили. Волосы, прежде аккуратно зачесанные назад, теперь в беспорядке падали на лоб, и сделалось заметней, что лоб этот низковат. Но много безобразней показалось новое выражение. Костер глядел теперь исподлобья, сильно нагибая голову.

Буравящий, пристальный взгляд, скользнув по мне, уперся в Ника.

– Усадите его. Запись. – Голос Ника был спокоен. Он ни на мгновение не забывал о том, что по вине этого существа Роман сейчас отходит после наркоза. Но тем не менее он сумел совладать с чувствами. Он был сейчас холоднее всего, что нас окружало.

Костер пошевелил руками, скованными наручниками.