– Ну, я бы его за это не порицал, – и мы расхохотались всей компанией.

– И я бы не порицал, если бы не имел из-за него неприятностей, – хмыкнул Леонтиск, – Научил на свою голову! Меня и моей Медузой Горгоной всё ещё попрекают, на днях за мою Артемиду Охотницу отругали, а тут теперь ещё и вот эта непристойная Афродита! Сегодня утром архонт прислал своего помощника проверить, как исполнено его повеление, и что увидел помощник? Что она уже отлита и ЧЕКАНИТСЯ! Этот юный похабник ещё и лицо своего творения до конца прочеканить не успел, но прочеканить ЭТО ему времени хватило!

– Ну так понятно же, что именно с ЭТОГО он и начал! – мы снова рассмеялись.

– А мне теперь грозит обвинение в святотатстве, и вряд ли я оправдаюсь, если не избавлюсь и от этого похабного творения, и от его похабного творца. Убивать или калечить его я, конечно, не буду, но продать его мне придётся, и уж точно не скульптору по бронзе. Ни один скульптор не купит его у меня – ему ведь тоже жить и работать в этом городе, и зачем ему неприятности? Даже не знаю, кому теперь его и предложить, чтобы и купили, и жизнь дальнейшую парню не изломать…

– А сколько ты за него хочешь? – я сходу сделал охотничью стойку.

– Ну, когда я покупал его, то он обошёлся мне в две мины – обычная цена за ничего не умеющего слабосильного мальчишку-варвара. Но теперь он и постарше, и покрепче, и я научил его искусству – ты сам видишь, римлянин, на что он способен. Будь он свободным эллином – из него хоть сейчас вышел бы великий скульптор, если бы не его дурное самовольство, ещё худшее, чем моё. По справедливости – как скульптор – он должен бы теперь стоить раза в три дороже, и это было бы ещё очень дёшево, но я не могу продать его как скульптора – весь город тогда поймёт, что я спасаю дурня от заслуженной им кары, а значит – соучастник его святотатства. Парень достаточно крепок для своих лет. Дай мне за него три мины – это справедливая цена раба для тяжёлых работ – и забирай его себе со всеми потрохами…

– Три мины – это триста драхм? Договорились! А как ты намерен поступить с вот этой его работой?

– С ЭТОЙ? Переплавить на металл! Или продать по цене металла – пятнадцать драхм, и она твоя. Зло берёт, но если я продам её дороже – мне несдобровать…

– Вот и прекрасно! А чтобы тебя не так сильно брало зло – сколько ты хочешь вот за этих двух "распутных шлюх"? – я небрежно указал на его Артемиду с Горгоной, едва удерживая серьёзное выражение морды лица.

За недавно отлитую Артемиду старик запросил было двести драхм, но в ходе торга скостил до полутора сотен и как-то не сильно при этом скис. За Медузу Горгону, порядком у него застоявшуюся, он просил сто двадцать, но уступил и за восемьдесят, не особо при этом огорчившись. В принципе примерно такие же цены были и у его соседей, торгующих идеологически… тьфу, канонически выдержанными бронзовыми голыми бабами, то бишь мелкогрудыми, жидковолосыми и коротконогими толстухами, так что за эти две ВЕЩИ – именно так, крупными буквами – я уж всяко не переплатил. А уж за эту свежую девку – млять, мне ведь хрен кто поверит, гы-гы!