Прости, боярышня, а только и я в своем сердце не властен. Ты разлюбить не можешь, ну так и я не смогу. А ежели моей ты не будешь, пока соперник жив, так я ему и не дам жизни. Следить буду, тенью твоей стану, глаз не спущу! А как узнаю, кто мне поперек дороги встал, так и…

Михайла покосился на лавку. Там, среди прочей одежды, лежал и его кистень.

Трупом больше, трупом меньше, ему уж все равно. Постарается он для себя, а потом боярышню утешать будет. Глядишь, так у них и сладится.

Только с царевичем что-то придумать надобно. Но это еще впереди.

Придумает…

* * *

Ох не любила вдовая царица царицу Марину. И сейчас оно не поменялось.

Надобно к вечерне идти, молиться, а она тут как тут, змея рунайская! Чтоб у тебя чешуя пооблезала да хвост узлом завязался! Чтоб своим ты ядом подавилась, гадина!

Стоит, глазищами своими черными смотрит, улыбается.

– А Феденька где же? Никак к боярышне своей сбежал?

– Дело его молодое, пусть гуляет, – отозвалась царица Любава. – Да и с боярышней его… посмотрим. Может, ему еще и кто другой приглянется, до весны-то?

Марина рассмеялась, как зашипела:

– Не знаю, матуш-ш-ш-шка, ты готовься лучш-ш-ш-ше. Видела я бояр-рыш-ш-шню, когда за Федю она замуж выйдет, мало тебе не покажется.

И ухмыляется гадостно.

Любава плечи расправила:

– В своей семье мы и сами разберемся. Без пришлых.

– Разбирайся, свекровушка. А мы с боярышней, может, и подружимся. Я с ребеночком буду, она с ребеночком…

– Да пуста ты, как колодец высохший! Куда тебе рожать! Не можешь ты!

Ответом Любаве был смешок издевательский.

– Вот и поглядим, могу али нет. Мужу моему наследник надобен. Россе наследник надобен. Не шальной, не дурной…