Шепот, боль, страх, отчаяние – все в единый клубок слилось, все отозвалось. Полыхнуло черным под сердцем, как еще не сожгло дотла?

А голос ровным остался.

– Не люб ты мне, Михайла.

– Почему, боярышня? Вроде не косой, не кривой, боярского рода, а что небогат пока, так разбогатею. Золотом тебя осыплю, в шелка одену. Пылинке на тебя упасть не дам, ветерку коснуться.

– В клетке замурую, – тихо продолжила Устинья. – Только бы никто и никогда… так, что ли?

Михайла глазами так сверкнул, что Устинья поняла – плохо все.

– И в клетке, когда понадобится. Но в золотой.

– Мне клетка не надобна. Никакая. И ты не надобен. И золото твое.

– Почему, боярышня?

Как на такое ответить?

Устя только руками развела. В той жизни не пришлось им поговорить, а только знал Михайла, что она шла, куда ее вели. Вот и действовал решительно.

Может, в этой жизни услышит он ее?

Устя выдохнула, голос смягчила.

– Не обессудь, Михайла. Другого люблю.

– Царевича?

– То мое дело.

– И мое! Скажи, кто он? Чем меня лучше?

Вот как тут ответишь? Ты не кривой, не косой, боярского рода, так ведь и я тоже. И не крива, и не коса, и боярышня. И коса у меня другим на зависть, коли так.

Не в косах дело и не в боярстве. Просто рядом с кем-то сердце чаще стучит и крылья за спиной вырастают, а рядом с тобой сжаться хочется, в щелку спрятаться.