Ты ведь не просто так спрашиваешь, когда скажу тебе имя, ты все сделаешь, а соперника со свету сживешь. Не простишь.

Хотя ответ-то прост.

Не лучше он. Не хуже ты. Просто не мой. Не надобен. А как тебе про то объяснить, неведомо.

– Люб он мне. И все тут.

– Так, может, и меня полюбишь, боярышня?

– Ты меня ни с кем не спутал, Ижорский? Я тебе девка продажная, любить того, кто больше даст? Так ты и тогда с царевичем не сравнишься! У него-то и злата, и шелков больше!

– А все одно не люб он тебе. А когда я ему о том скажу?

– Не постесняйся, скажи. Я и сама ему про то уже сказала, – согласилась Устинья.

Михайла аж рот открыл. Не получился шантаж, вот беда-то!

– А ты…

– Я. И еще раз повторюсь. Хоть и благодарна я тебе за спасение, за татей пойманных, а все ж сестре голову морочить не дам.

– А что ты мне сделаешь, боярышня?

Устинья губу закусила. А и правда – что? Травить? Тоже дело, так вроде пока и не за что. Может, еще и опамятуется? Ведь не дурак же Михайла, должен понять…

– Пока ничего. А потом и с царевичем поговорить могу.

– А когда я на Аксинье жениться надумаю?

– По любви или так, чтобы потешиться?

– Чтобы с царевичем породниться.

Устя задумалась:

– Не знаю, Михайла. Но кажется мне, не будет у вас в семье счастья.

– Так доход будет. А что до любви… твоя сестра меня любит. А я ее… разве важно это?