Мы отошли от погребения тунца-фараона, над которым темные, светлые и мулаты уже воздвигали курган горячих углей. Отошли мы под пальмы, где сели на поваленный ствол, и где по Дзуйкаку с Киришимой сразу начали ползать совсем уж мелкие детишки, дергать пуговицы и клапана карманчиков.

– Ночь же?

– Днем отоспятся. Им интересно.

– Так тебе схему преобразователя?

– И хорошо бы подстраховку. Ты большой, страшный. Хотя бы зафиксировать ее сможешь, если вылетит за диапазон предсказуемых реакций.

– В смысле, если психанет и бросится.

– Благодарю, Киришима, я сам уже понял.

– Нет, не сейчас, – помотала головой Дзуйкаку. – Где-то через полгода, спешки никакой.

Мы с Киришимой переглянулись, и глаза ее блеснули синим, даже лиловым. Вот повезло бедолаге, возиться со мной еще полгода. Как бы ей намекнуть аккуратно, что это не обязательно совсем? Намеки не моя сильная сторона, потом, наверное.

– Хорошо. Дзуйкаку, раз мы на спецрембазе…

– Да говори уж: "в психушке", я же вижу, как ты рад придуманному слову, – а улыбка у нее не детская совсем, контраст пугающий.

– Правда, в дурке-то чего уже стесняться. Как насчет раздвоения личности? Как насчет меня от Свидетеля вылечить?

Аватара вынула из кармашка монету и протянула мне:

– Сделай мне монету с одной стороной.

– Понял. Но стой, мы же квантовые. Если есть бутылка Клейна, лента Мебиуса, почему нельзя сделать монету, скажем, Цезаря. Как ее ни кидай, у нее везде орел.

– Можно имитировать, чтобы получить какое-то определенное свойство. Как шулерские кости, чтобы всегда падали нужной стороной вверх. А вот сделать никак. У меня нет высшего доступа к основам психики.

– Ни у кого нет, – прибавила Киришима после долгого молчания. – Это ввели после кризиса Майи. Ну, адъютанта Конго.

– Когда Инга с Инной в ее ядро влезли?

Девушки переглянулись и Дзуйкаку вздохнула:

– Именно. Так что теперь я могу только снаружи за ниточки дергать. Ну или весь узел распустить, но тогда и ты за Свидетелем уйдешь. Ты его изнанка, он – твоя.