Чувствую себя уютно и в полной безопасности, потому как свои, проверенные. Всё та же злая, разбойничья нищета, но я гость, притом не по покону, а по-настоящему, от всей пустынной души.

Возраст мой их ничуть не смущает, да и с чего бы? Сам зарабатываю, есть красавица-невеста, приходилось убивать в бою. Мужчина!

Глава большого семейства, Абу-л-Абдуллатиф абу-л-Хасан Зафар ибн Мухаммед аль-Сидон, не оставляет попыток выдать за меня одну из своих дочерей или племянниц… или продать… он очень широко трактует понятие брака. А где одна, там и вторая с третьей.

Моё христианство ничуть не смущает его мусульманское сердце, да и девицы, как мне кажется ничуть не против, потому как — ну совсем нищета! А я не стар, и по их меркам просто несусветно богат.

Рассказываю ему новости и иерусалимские байки, выслушивая взамен легенды из времён допотопных. Рассказчик он отменный, и даже моё скромное познание арабского позволяет оценить мастерство.

Детвора обихоживает лошадей, и я могу не беспокоиться ни об их сохранности, ни о сохранности вещей. Кстати!

Подарки из вьючных сумок… вру, што вот прям для них! И они понимают, што вру, но так всем приятней.

Обычная мелочёвка – стопка порнографических открыток для главы семьи, быстро спрятанная за пазуху. Ножницы германского производства, живо утащенные женщинами. Красивые, пусть даже и пустые стеклянные флакончики из-под всяково, в самом скором времени приспособятся хоть под нужды, а хоть и под украшения.

Абу-л-Абдуллатиф абу-л-Хасан Зафар ибн Мухаммед аль-Сидон самолично жарит зелёные зёрна кофе на сковородке, поясняя мне нюансы, и по пустыне распространяется дурманящий запах.

Первая чашка впивается за гостя, то бишь меня. Вторая – за меч, и берберский клинок приходится как нельзя кстати, идя по рукам, а я рассказываю причудливую историю его приобретения. Третья чашка для удовольствия, и таки да! Удовольствия столько, што безучастно провожаю глазами толпу паломников, прошедшую по дороге в паре сотен метров от нас.

Я не спешу! Это не галоп из точки «А» в точку «Б», а путешествие ради статей, которые будут печататься в московских газетах, обфыркиваясь ругательно. Пусть! Читают ведь.

Пару часов спустя, сделав несколько снимков большого семейства ради иллюстрации к будущей заметки, и сговорившись, где они смогут забрать фотографии, покидаю бедуинское становище, взмахнув напоследок рукой. Паломников я таки обогнал аккурат перед Вифлеемом, пропылив стороной.

В самом городе места для меня не нашлось, по крайней мере такого, в котором можно было отдохнуть как следует, не беспокоясь о сохранности имущества. Ни мало этому не волнуясь, нашёл приют у православного священника-араба, живущего за городской чертой.