Светлый фон

Вроде как и нормально по нынешним временам, но попаданец не привык обезличенно относиться к смертям, особенно детским. Особенно людей, которые пусть и опосредованно, но его люди.

Ещё до отплытия переселенцев из Гамбурга и Голландии Фокадан предпринял серьёзные усилия для минимизации потерь, но кое-где схалтурили капитаны, а кое-где и сами переселенцы. Теперь вот требуется недельки две, чтобы люди отошли немного, прежде чем пускаться в новое путешествие. Ныне даже переезд по железной дороге — то ещё испытание, а далее ирландцам предстоит преодолеть не одну тысячу миль в повозках.

— Мда, — только и сказал Патрик, зайдя в барак и увидев картины с женщинами и детьми, — будто снова в трущобы вернулся. Ладно, есть у меня одна идея.

Несколько статей от Фокадана, Патрика и Борегара с просьбой помочь, дали неожиданно мощный отклик. Детвору, беременных женщин и больных разобрали по домам, выхаживая, как своих.

Фокадан только заморгал часто-часто, когда увидел первые повозки, прибывшие за нашими ирландцами. Вернулась ненадолго атмосфера недавней войны Севера и Юга, когда по домам разбирали раненых.

Никакого пафоса и попыток разделить переселенцев на чистых и нечистых. Обшарпанные повозки и новенькие ландо[4] мирно стояли бок о бок, пока их владельцы помогали переселенцам забирать нехитрый скарб, не морщась от вошек и тяжёлого запаха.

Порой возникали споры о жилищных условиях и финансовых возможностях, после которой победитель забирал себе особо проблемных переселенцев. Иногда финансовые возможности перебивались медицинскими или хозяйственными навыками, после чего победители выходили из бараков с гордо поднятой головой.

— Юг не победить, — сказал Фокадан, вытирая внезапно заслезившиеся (от ветра, конечно же от ветра!) глаза.

* * *

Неделю спустя Фокадан смог наконец найти время на поездку в Майами, дав предварительно телеграмму Виллемам.

— Папа? — Неуверенно сказал Кэйтлин, оглядываясь на Фреда и Мэй. Те кивали с улыбками, подбадривая девочку.

— Папа! — Ребёнок с разбега врезался в отца, обхватив колени руками, — ты вернулся, папа!

Дочка не отпускала Алекса до самого вечера, стараясь держать его за руку, а если не получалось — так хоть за штанину. Показав свои детские сокровища и сад, в котором она играла, Кэйтлин замолкла, улыбаясь счастливо.

Неизбежные взрослые разговоры велись при ней, разве что некоторые выражения заменялись синонимами и эвфемизмами[5]. Сели в саду на лавочке, под одуряюще пахнущей, раскидистой магнолией в цвету.

— Покидаю пост начальника полиции, — флегматично объявил Фред, чуть усмехнувшись, — закончил основные тезисы «Теологии освобождения» и выпустил в свет. Рвануло так, что я немного испуган.