– Мне уж ближе к сорока было, когда я мать Стешину встретил. Поехал в деревню к своим на могилки поклониться… а ее наш барин – Леонтий Лексеич, как раз из прислуги выгнал. Покуражился, значит, и прогнал… А мне так ее жалко стало, что словами не передать… сирота ведь… заступиться некому… Вот дочка и родилась…

– Ох ты ж твою мать! – замысловато выругался Дмитрий. – Я думал, тут Россия, которую мы потеряли, а оказывается – Санта-Барбара!

– Сколько годов живу, и на тебе – сподобился, – прошептал мертвеющими губами старик и вдруг, приподняв голову от подушки, с яростной горечью выпалил: – Сам царевич не побрезговал своей ручкой благословить!

Эта неожиданная вспышка лишила его оставшихся сил, и откинувшийся в изнеможении на подушку Степанович дернулся в последний раз и испустил дух. Немного постояв, Будищев, может быть, в первый раз за все время искренне перекрестился и, протянув мозолистую ладонь, закрыл Степанычу глаз. Оставаться рядом с покойником он больше не мог и, покачнувшись, вышел вон из дома на негнущихся ногах. Вокруг уже собрались соседи, узнавшие о несчастье, приключившемся с Филипповыми. Увидев обращенные на себя глаза, гальванер только покачал головой и обессиленно присел на завалинку. А из дома донесся душераздирающий крик Стеши.

Кто не знает большого здания на Фонтанке, бывшего прежде особняком графа Кочубея? Теперь он, правда, стал штаб-квартирой Третьего отделения Собственной Его Величества канцелярии, или, как говорят в народе – Стукалов приказ. Сюда со всей России сходятся отчеты и донесения об умонастроениях среди подданных, доносы и кляузы, а также многое иное, о чем простые обыватели и не догадываются. И именно сюда явился для доклада генералу Дрентельну штабс-капитан Вельбицкий.

– Излагайте, – устало потирая виски, велел ему Александр Романович.

– Проверкой установлено, – сухо начал тот, – что все события, касающиеся известной вам высокой особы, попавшие в петербургские газеты, имели место в действительности.

– Что, простите? – не понял генерал.

– Я говорю, что известная вам особа, – невозмутимо пояснил жандарм, сделав ударение на слове «особа», – действительно совершила наезд экипажем на петербургскую мещанку Степаниду Филиппову пятнадцати лет от роду.

– Хм, – задумался на мгновение Дрентельн, после чего, не без иронии взглянув на подчиненного, спросил: – Скажите, вы правда решили, что посланы выяснить степень виновности «высокой особы»?

– Я полагаю, ваше превосходительство, что меня послали выяснить все обстоятельства дела, включая самые неудобные. Которые я, в свою очередь, не имею права от вас скрывать!