— Кто это? — поинтересовался Дмитрий, от внимательного взгляда которого не укрылись все эти таинственные экзерциции.

— Подполковник Щербина, — охотно отозвался Панпушко. — В некотором роде, здешняя достопримечательность.

— И чем же он знаменит?

— Как тебе сказать, — пожал плечами молодой человек, и, со смаком откусив от очередного куска, продолжил с набитым ртом. — В здешних местах, главным транспортом являются верблюды. Закупаем мы их у местных, только вот, что подрядчики, что интенданты так и норовят обмануть здешних аборигенов. Они же, в сущности, простодушны как дети. Вот их и обсчитывают, и обкрадывают, все кому не лень, а администрация смотрит на все эти безобразия сквозь пальцы. Так что в какой-то момент оказалось, что из-за всех этих злоупотреблений никто не хочет продавать нам животных, да и наниматься погонщиками тоже.

— А при чем здесь Щербина?

— При том, что он единственный кому удалось наладить отношения с туркменами. Он хорошо знает их язык и обычаи. Умеет договориться и с простыми погонщиками и со старшинами, а потому теперь лишь только он один и может заниматься закупкой верблюдов.

— И давно он на столь хлебной должности?

— Со времен Тергукасова. [83]

— Понятно.

— Ничего-то тебе, дружище, не понятно, — с пьяной улыбкой сообщил прапорщик. — Подполковник Щербина, и это все знают, честнейший человек! Вот… о чем это я?

— Э, да вы, я погляжу, наклюкались, ваше благородие!

— Я?! — изумился было молодой человек, но затем, прислушавшись к своему состоянию, неожиданно согласился. — Пожалуй, ты прав, друг Будищев! Давай ещё на брудершафт, и больше не будем…

— Ну, давай, — согласился юнкер, после чего они выпили, переплетя руки со стопками, после чего троекратно расцеловались и обнялись.

— Ованес, счет! — потребовал прапорщик.

— Я заплачу, — возразил Дмитрий, доставая бумажник.

— Нет, — помотал головой офицер, пытаясь расстегнуть кошелек, но когда это, наконец, удалось, обнаружил там практически торичеллиевою пустоту. — Как досадно…

— Не парься, — отмахнулся Будищев, протягивая армянину банкноту.

— Брат, — растрогался молодой человек, — что я могу для тебя сделать?

— Вот тут распишись!

— Изволь. Ованес, перо и бумагу… хотя бумага не нужна. Только перо!