Дождавшись письменных принадлежностей, прапорщик старательно вывел в документах свою фамилию и, завершив сей эпохальный труд заковыристым росчерком, ещё раз обнял нового товарища.

— Тебя проводить? — с усмешкой поинтересовался юнкер.

— Нет!

— Ну как знаешь.

Неожиданно легко поднявшись, Пампушко твердо пошагал в расположение, а проводивший его глазами Будищев, только усмехнулся, мол, сапоги дорогу знают. Впрочем, он тоже выпил немало, особенно для его состояния. Выйдя из харчевни, он оглянулся в поисках матросов и, обнаружив их под соседним навесом, подошел ближе.

— Ну что, архаровцы, все живы?

— А как же, господин кондуктор, — отозвался тот, которого звали Макар. — Благодарствуйте за угощение.

— Ничто, сочтемся.

— Ага, — улыбнулся моряк в ответ, — на том свете угольками.

— Можно и так, а пока подвиньтесь, я присяду.

Матросы беспрекословно потеснились, уступая Дмитрию место, а Макар даже стащил через голову голландку [84] и подстелил её.

— Не то форму замараете, — пояснил он свои действия.

— Федька постирает, — хмыкнул кто-то из моряков, но Будищев в ответ погрозил ему кулаком.

— Это для меня он Федька, а для тебя, как минимум, господин ефрейтор!

— А вы вправду вместях воевали?

— Было дело.

— Шматова послухать, так вы малым делом самого султана в плен не забрали, — под всеобщий смех заявил тот же матрос.

— Султана, врать не буду, не было, а первый крест я за Азис-пашу получил. Он, стервец, убитым прикинулся, а когда мы подошли, за револьвер схватился и малым делом полковника не застрелил.

— И что же?

— Ничего. Я его обезоружил и в плен взял.