— В какую сторону? — через Кемика спросил Ваня.

— На Сунгурлу… Ваныя, Кумык, дети! Скажите паше, что́ я слышал. Жандармы говорили: получено распоряжение вернуть караван к морю.

— Мемед, кто такие те, что били тебя и нас преследуют? — спросил Кемик. — Не горячись, рассказывай.

— Не знаю, дети. Может быть, бандиты. Может быть, люди Эдхема, из летучих колонн. Я воевал в колоннах. Про мое геройство было красиво рассказано в партизанской газете: «Исламский коммунист Мемед, как могучий гордый лев, бьется во славу Аллаха». Все коммунисты, даже христиане, сами того не зная, дерутся во славу Аллаха. Я дрался. Но наш бывший командир поссорился с командующим фронтом, совсем поссорился и с Кемалем, и теперь преследует даже друзей Кемаля.

Ваня сказал:

— Кемик, угости его чаем… Интересно, насчет исламского коммуниста, как это понять — пророка, что ли, в Коминтерн зачисляет? Отсталость! А его новое сообщение учтем.

…Взяв с собой Ваню и Кемика, Фрунзе отправился через площадь в конак управы, к мутесарифу. Тот выбежал навстречу, казалось приветливый, и вдруг будто споткнулся.

Негромкий голос Фрунзе был ровен:

— Прошу вас, господин мутесариф, пояснить, почему отнята упряжь у ездовых? Почему нам не позволяете выехать, хотя для других караванов нет никаких бандитов, вовсе нет?

Мутесариф откинулся в кресле:

— Это не стоит рассматривать, есть или нет. Надеюсь, в ближайшие дни…

— Я просил бы информировать, в чем дело, — настаивал Фрунзе. — Когда Юсуф Кемаль-бей ездил в Москву, мы не держали в тупиках вагон с турецкой делегацией, прицепляли даже к хлебным эшелонам. При всех наших транспортных трудностях…

Мутесариф настороженно молчал.

Фрунзе продолжал:

— При малейшей заминке господин Юсуф телеграфировал наркому Чичерину, извещал. А мне что прикажете делать — повернуть домой? Что ж, поверну!

Мутесариф заметался. Должно быть, в полученных им указаниях не предусматривалось прекращение поездки северных гостей.

— Простите… Не будем торопиться слишком… Не угодно ли чашечку кофе? Эй, человек, сюда!

— Жду все же объяснений, кофе — потом…

— Видите ли, господин посол, вполне вероятно, что упряжь реквизирована. Для военных нужд… Бывает… Для военных!..

Фрунзе усмехнулся: