Как-то вечером, когда я пришел со слушаний, Энн, наша секретарша, отвела меня в сторонку, чтобы другие не слышали наш разговор. Хотя моя должность была шагом вверх по карьерной лестнице и получал я теперь больше, собственного кабинета мне не полагалось. Мой стол стоял в большом открытом пространстве, где сидело еще с дюжину сотрудников.

У Энн, пожилой женщины невысокого роста, были добрые глаза и располагающая улыбка.

— Твой отец заходил сегодня повидаться с тобой, — негромко произнесла она. — Когда я ему сказала, что тебя не будет еще долго, он несколько раз поклонился портретам президента Рейгана и министра Блока, а потом выругался в голос. Он так хлопнул дверью, что стены затряслись. Я подумала, тебе надо знать.

Весь заледенев, я попытался как-то его оправдать.

— Наверное, он просто хотел пошутить. Я должен извиниться. Приложу все усилия, чтобы это больше не повторилось.

Позднее на той неделе я сидел у себя за столом и обсуждал по телефону готовящийся закон о фермерстве, когда его голос загремел на весь зал с такой силой, что я перестал слышать своего собеседника в трубке. Левая рука у меня тут же затряслась.

— Да, он на месте, мистер Кроу, но сейчас говорит по телефону, — успокаивающим голосом сказала Энн. — Пожалуйста, посидите в приемной. Уверена, он будет рад видеть вас.

— О да, я понимаю, на плечах этого государственного мужа лежит громадная ответственность. Конечно, я посижу тут и подожду аудиенции. Нельзя же отвлекать его от дела, которым он занимается лично для всемогущего Рейгана!

Я постарался как можно скорее закончить разговор и поспешил к столу Энн. У нас с коллегами был доступ в два свободных кабинета возле приемной, на случай, если понадобится переговорить с глазу на глаз. Я отвел отца в один из них и плотно прикрыл за нами дверь. Он уселся в замшевое кресло за пустым столом, сжал кулаки и стал стучать ногой в пол. Я остался стоять.

— Что ты хочешь, отец? — спросил я.

Он тут же вскочил и отвесил мне поклон.

— Мистер Кроу, сэр, могу я отвлечь вас на минутку? Я ведь просто мелкий чиновник, удостоившийся аудиенции такого человека — с вашим-то выдающимся умом и огромным влиянием!

— Пожалуйста, тише. Люди тут пытаются работать. Прошу тебя, уходи.

Он с ненавистью прищурил глаза.

— Ох, так ты стесняешься своего папаши-простака? Этой необразованной, немытой, тупой обезьяны, которая вырастила тебя, чтобы ты заделался чертовым снобом-республиканцем? Не слишком ли высоко ты замахнулся, а, неблагодарный маленький ублюдок?

— Нет, я не стесняюсь. Я горжусь тобой, — ответил я, постаравшись придать голосу искренность. Надо было как-то его успокоить и уговорить уйти, но если я перегну палку, он все поймет и станет только хуже.