Светлый фон

Самим загадочным путникам мерещится впереди статуя Командора, повитая белым саваном, а затем и кудрявый богатырь на коне:

«В эти минуты светозарный Феб быстро выкатил на своей огненной колеснице еще выше на небо; совсем разредевший туман словно весь пропитало янтарным тоном. Картина обагрилась багрецом и лазурью, и в этом ярком, могучем освещении, весь облитый лучами солнца, в волнах реки показался нагой богатырь с буйною гривой черных волос на большой голове. Он плыл против течения воды, сидя на достойном его могучем красном коне, который мощно рассекал широкою грудью волну и сердито храпел темноогненными ноздрями»533.

«В эти минуты светозарный Феб быстро выкатил на своей огненной колеснице еще выше на небо; совсем разредевший туман словно весь пропитало янтарным тоном. Картина обагрилась багрецом и лазурью, и в этом ярком, могучем освещении, весь облитый лучами солнца, в волнах реки показался нагой богатырь с буйною гривой черных волос на большой голове. Он плыл против течения воды, сидя на достойном его могучем красном коне, который мощно рассекал широкою грудью волну и сердито храпел темноогненными ноздрями»533.

Дующий из северной саги ветер, льющий золотые лучи греческий миф о Фебе на колеснице, европейская легенда о Дон Жуане и статуе Командора, точно в театре теней, превращают сплетенные пальцы в волшебные существа. Но Лесков быстро расколдовывает сотканную из света и тени волшебную картину, на глазах читателя производя разоблачение сеанса магии. Тремя причудливыми фигурами оказываются старгородские обыватели – городничий Порохонцев с кнутом и трубкой, кучер Комарь со скамейкой и парой принятых за человеческие головы надутых бычьих пузырей под мышкой, его беременная супруга с блистающим на солнце не щитом, а медным тазом и сложенной вчетверо белой простыней на голове. Командор оборачивается уездным лекарем Пуговкиным, покрытым простыней, нагой всадник-богатырь – дьяконом Ахиллой. «Мелькающая в мелкой ряби струй тыква принимает знакомый человеческий облик: на ней обозначаются два кроткие голубые глаза и сломанный нос»534 – это голова Константина Пизонского. Все они просто пришли утром на реку искупаться.

Однако случаются в хронике и настоящие видения. По пути в Старгород Туберозову мнится, что рядом находится «кто-то прохладный и тихий в длинной одежде цвета зреющей сливы». «Это не сон и не бденье; влага, в которой он спал, отуманила его, и в голове точно пар стоит». Туберозов понимает, наконец, что оказался рядом с ключом, похожим на «врытую в землю хрустальную чашу», и вспоминает, что «образование этой котловины приписывают громовой стреле», павшей сюда по молитве древнего витязя и спасшей его от татарского плена: на месте, куда она ударила, забил чудесный родник. «А в грозу здесь, говорят, бывает не шутка. “Что же; есть ведь, как известно, такие наэлектризованные места”, – подумал Туберозов и почувствовал, что у него как будто шевелятся седые волосы».