В Марье Николаевне, по словам рассказчицы, обитала «какая-то необыкновенная душа»: «…она никогда не думала о себе и жила для других, а преимущественно, разумеется, для своей семьи. Рано потеряв мать, она буквально вынянчила обоих братьев и сестру, которые все были моложе ее». Самоотверженные поступки этой тихой женщины – не только работа на свою семью с тринадцати лет, но и брак «по благословению архиерея» с семинаристом многим младше ее – не для того, разумеется, чтобы быть счастливой, а чтобы дать возможность братьям окончить семинарию. Тем не менее всё обернулось счастливо:

«Молодой “поскакун” оценил редкие достоинства этой чудной женщины и… полюбил ее! Такова иногда бывает власть и сила прямого добра над живою душой человека»653.

«Молодой “поскакун” оценил редкие достоинства этой чудной женщины и… полюбил ее! Такова иногда бывает власть и сила прямого добра над живою душой человека»⁶⁵³.

Когда годы спустя в Протозаново заезжает тот самый архиерей, что был в семинарские годы влюблен в Ольгу Федотовну, и в проповеди говорит о любви, княгиня Протозанова на него сердится:

«…не понимаю, что это ему вздумалось тут говорить, что “нет больше любви, если кто душу свою положит”… Это божественные слова, но только и их надо у места ставить. А тут, – она повела рукою на чайную комнату, где Марья Николаевна и Ольга Федотовна в это время бережно перемывали бывший в тот день в употреблении заветный саксонский сервиз, и добавила: – тут по любви-то у нас есть своя академия и свои профессора… Вон они у меня чайным полотенцем чашки перетирают… Ему бы достаточно и того счастья, что он мог их знать, а не то, чтобы еще их любви учить! Это неделикатно!»654

«…не понимаю, что это ему вздумалось тут говорить, что “нет больше любви, если кто душу свою положит”… Это божественные слова, но только и их надо у места ставить. А тут, – она повела рукою на чайную комнату, где Марья Николаевна и Ольга Федотовна в это время бережно перемывали бывший в тот день в употреблении заветный саксонский сервиз, и добавила: – тут по любви-то у нас есть своя академия и свои профессора… Вон они у меня чайным полотенцем чашки перетирают… Ему бы достаточно и того счастья, что он мог их знать, а не то, чтобы еще их любви учить! Это неделикатно!»⁶⁵⁴

Преданный Патрикей, кроткая Ольга Федотовна, дьяконица Марья Николаевна с «необыкновенной душой» уравновешены двумя комическими фигурами. Первая – Петро Грайворона, отважный трубач, вывезший с поля боя голову погибшего князя Протозанова. Княгиня пыталась его осчастливить, но тщетно: изрубленный в боях, «как верблюд огромнейший и нескладный, как большое корыто», Грайворона оказался таким горьким пьяницей, что в конце концов и погиб бесславно, выпив нашатырного спирта. Другой комический персонаж, часто заглядывающий в Протозаново, – бедный дворянин Доримедонт Васильевич Рогожин, защитник всех угнетенных и гонимых. Отпустив своих крестьян на волю, Рогожин, прозванный за благородное направление идей Дон Кихотом, вскоре нашел своего Санчо Пансу – мужика Зинку, по инвалидности не способного к работе в поле, но отличного возницу. На тарантасике, влекомом кобылицей и ее рыжим сыном, сосунком-жеребеночком – они под игривым пером Лескова превратились в летающих чудо-коней («Без шуток говорю: было живое предание, что они поднимались со всем экипажем и пассажирами под облака и летели в вихре, пока не наступало время пасть на землю»⁶⁵⁵) – Рогожин разъезжал по монастырям и сражался за обиженных, потерял в битвах один глаз и оказался под судом, наказания по которому ему, впрочем, удалось избежать.