Пока Александр II был жив, Лесков относился к нему скорее с уважением, в публицистике не забывал напоминать о его заслугах, из которых главной была, разумеется, отмена крепостного права. В одной из заметок, опубликованной 24 июня 1862 года, он писал:
«Отчасти даровав, а отчасти готовясь даровать законы, укрепляющие за Россиею свободу религии, суд, свободу слова и право человека, император Александр II сделал больше всех сошедших в могилы правителей Руси, он радовал нас не милостями, которые непрочны, ибо “сердце царево в руце Божией”, но правами, которых у нас уже никто не отнимет и за которые мы ему нелицемерно благодарны и не понимаем никакого прогресса без народа, обязанного Царю волею и льготами, и без Царя, любимого народом за вольности и льготы»795.
«Отчасти даровав, а отчасти готовясь даровать законы, укрепляющие за Россиею свободу религии, суд, свободу слова и право человека, император Александр II сделал больше всех сошедших в могилы правителей Руси, он радовал нас не милостями, которые непрочны, ибо “сердце царево в руце Божией”, но правами, которых у нас уже никто не отнимет и за которые мы ему нелицемерно благодарны и не понимаем никакого прогресса без народа, обязанного Царю волею и льготами, и без Царя, любимого народом за вольности и льготы»795.
И тем не менее в путевых заметках «Из одного дорожного дневника» он не упустил случая рассказать, как проходила царская охота в Беловежской Пуще, когда император практически расстреливал несчастных животных. Августейшее внимание к «Запечатленному ангелу» Лескову, вероятно, было лестно, но знакомиться с царской семьей он не пожелал и, кажется, теплых личных чувств к Александру II не испытывал. Немудрено: к началу 1880-х годов Лесков уже не сомневался, что государство – зло.
О блохах, англичанах и русском характере
О блохах, англичанах и русском характере
Долго ли еще осталось? Читающие старомодную бумажную версию книги, в отличие от листающих страницы на экране гаджета, видят: не очень. Мы медленно приближаемся к развязке, как наш герой – к бессмертию. Скоро, с конца 1880-х и до начала 1890-х годов, чуть ли не в каждом письме близким Лесков будет писать о смерти, о ее неизбежности. Говорить об этом он начнет уже в то время, когда от смерти, если понимать под ней забвение, будет спасен. Можно сказать, навсегда.
Его уберегла история о косом и леворуком тульском мастере, который с товарищами сумел подковать сделанную англичанами механическую блоху, а потом, как часто случается в России, погиб ни за что. На этот раз вечно двоящаяся мысль Лескова сослужила ему добрую службу. Написав соленую до горечи сказку с плохим концом, он сохранил для читателя возможность интерпретировать ее как славословие русскому мастерству и смекалке. И спустя полвека самые важные читатели советской эпохи – те, что раздавали ордена и расставляли всех по полочкам возводимой ими этажерки, – устремились в приоткрытую дверь и прославили сказ как «апофеоз талантливости русского человека, который “всё может”»796. «Левша»[131] вошел в школьные хрестоматии и учебники и на долгие годы стал самым переиздаваемым, изучаемым, экранизируемым текстом Лескова.