Всю ночь Серый пробовал подняться на ноги, пока совсем не обессилел. Пришел рассвет, и поросенок закричал:

— Серый, Серый, они идут. Теперь или никогда!

И Серый, рванувшись, встал. Когда явились Аристарх Александрович с ветеринаром, он уже твердо стоял на ногах и ел овес.

— Это чудо, — сказала ветеринар.

— Да, — согласился Аристарх Александрович. — Это событие необходимо отпраздновать. — Он задумчиво посмотрел на Хрюшу и произнес: — Я сегодня же прикажу зарезать этого поросенка.

Первая любовь

Первая любовь

Незабываемое лето — последнее в городе, где прошло мое детство. Экзамены на аттестат зрелости остались позади, и я как-то сразу окреп и возмужал. На щеках появился легкий пушок. По ночам приходили сны, от которых становилось жарко и душно. Я был тогда безнадежно влюблен в первую красавицу нашего класса Оксану Завадскую. У нее были золотистые волосы, спадающие на плечи, ладная крепкая фигура и насмешливые византийские глаза. Жили мы с ней на одной улице в старом купеческом доме. Я на втором этаже, она на первом, в четырехкомнатной квартире с мягкими диванами и с террасой. Хорошо помню ее мать — красивую женщину лет тридцати пяти со смуглым лицом и медленным спокойным голосом. И отца, полковника КГБ, коренастого и широкоплечего, с остриженной головой, похожей на пушечное ядро. Я давно перестал верить, что может произойти то, о чем я так мечтал. Не знал я тогда, что человеческая судьба это цепь случайностей, крайне редко переходящих в закономерность.

В тот день в поведении Оксаны не было ничего необычного. Я, как это часто бывало, зашел к ней потрепаться. Мы сидели на кушетке в углу террасы. Окна здесь были из цветного стекла, и на стене и на полу дрожали рубиновые и фиолетовые пятна. Я, как обычно, что-то рассказывал, но вдруг увидел ее глаза и замолчал, такое странное было в них выражение.

— Ты уже с кем-то целовался? — спросила она.

— Нет, — ответил я честно. Сердце мое замерло.

— А хотел бы?

— С тобой?

— Дурачок, разве здесь есть еще кто-то?

Она обняла меня и медленно поцеловала. И сегодня, когда прошла уже почти вся жизнь, я помню неповторимый вкус ее губ, как и то, что я чуть было не потерял сознания в ту минуту.

Ночью я не мог заснуть и вышел на улицу. Прошел теплый летний дождь, и в свете ночных фонарей мостовая блестела как покрытый черным лаком рояль. Я шагал, стараясь ни о чем не думать, и быстро поравнялся с человеком, шедшим впереди меня. Он был мертвецки пьян, с трудом держался на ногах, но каждые несколько минут голосом, полным тоски и отчаяния, кричал: «Жора Маленков погибает!» «Какой ужас!» — посочувствовал я, проходя мимо. Он не обратил на меня никакого внимания и вновь выкрикнул свою фразу.