Это возымело действие. Ранним утром 27 октября меня вызвали на этап.

Этап был нелюдный и проходил спокойно, я ехал в тройнике один, рассматривая пейзажи, которые уже не надеялся увидеть много лет: леса Самарской области, угольного цвета черноземные земли Татарстана и добротные дома татарских деревень с пасшимися неподалеку конями. К самой Казани столыпин наполнился, ко мне в тройник засунули несколько малолеток. Они живо интересовались политикой, а больше того — как «бить ментов».

Из Столыпина выгрузили поздним вечером, после долгой поездки в автозаке я оказался в привратке казанского СИЗО-2. Там все сразу пошло плохо.

Людей в привратке сортировали медленно, лишь под утро освободилось место на лавке лечь и подремать — но тут же начали появляться новые зэки. В камеру впихнули странно одетого мужика — на нем были только меховая шапка, бушлат и резиновые сапоги.

— Вшей нашли. Забрали белье на прожарку… — объяснил свое одеяние зэк, стыдливо прикрывая полой бушлата болтавшиеся гениталии.

Вши были плохим предзнаменованием. За окном между тем тихо брезжил рассвет нового дня — самого жуткого дня жизни.

В СИЗО-2 находился специальный корпус для заключенных, ожидающих очереди в СПБ. Условия там и сама процедура меня очень интересовали. В привратке я спрашивал об этом всех подряд, но мало кто что знал. Наконец, один угрюмый зэк рассказал, что в том корпусе сидят и ждут своей очереди в СПБ по году и больше.

— И политические тоже?

— И политические. Вот Андрей Калишин больше года сидел.

Это был тот самый Калишин, который взорвал памятник в Самаре. Его признали невменяемым (подельник Иван Извеков, некогда обитавший со мной рядом в самарской тюрьме, получил восемь лет). Вся эта информация ничем не радовала.

Нас не поили всю ночь, не выводили в туалет. Утром не выдали ни пайки, ни каши. Наконец, надзиратель вызвал меня и еще троих зэков, и все вместе мы отправились в психиатрический корпус. Там нас встретили санитары.

Это были люди в черной зэковской униформе, сапогах и странных для тюрьмы черных беретах. Санитары из заключенных — советский вариант капо немецких концлагерей. По всей видимости, психиатрический корпус СИЗО-2 был копией СПБ, и, как в СПБ, душевнобольными здесь тоже командовали осужденные уголовники.