Иркутская тюрьма стала Коцитом, самым холодным местом гулаговского ада. «Екатерина строила, крепкая тюрьма», — уважительно вздыхали зэки. Похоже, им нравилось приобщиться к истории, хотя бы и в роли ее жертв. После уже обычного долгого ожидания в привратке меня, «свободного человека», отправили в спецкорпус. На мою беду, это случилось в субботу, 20 декабря. В коридоре дубачка дала выбрать матрас из валявшихся на полу. Ни матрасовки, ни одеяла, ни подушки к нему не полагалось.

Войдя в камеру, я сразу понял, что не вытяну здесь и суток. Рама окна была густо залеплена снегом, стены были покрыты изморозью, из выбитых стекол летели снежинки, в неярком свете невинно танцевавшие свой хоровод. Заснуть на верхних деревянных нарах означало проснуться в сугробе, нижние нары были просто бетонными топчанами и грозили неизлечимой болезнью почек. Единственное живое место у еле теплящейся батареи на бетонном полу было уже занято каким-то зэком.

Я сразу начал колотить в дверь, требуя положенных одеяла и матрасовки.

— Гребаный в рот, какое тебе одеяло? Жди понедельника, тогда дадут… — ответила дубачка через дверь.

Я разозлился. Вспомнив самарское КПЗ, развернулся спиной и принялся колотить по двери каблуком. Минут через пять дверь распахнулась, но, вместо ду бачки, там стояла команда тюремного SWAT — «веселых ребят» — с дубинками в руках. Дело приняло плохой оборот.

По возможности снизив тон, я попытался сказать, что требую только положенного, и повторял эти магические тюремные слова — «положено», «положенное» — несколько раз в каждой фразе. Все оказалось напрасно, никто не стал даже слушать. «Веселые ребята» скрутили за спиной руки, надели наручники — и, приложив наручники к стене, один из ментов с гиком стукнул по каждому сапогом.

Из глаз посыпались искры.

Я упал бы, если бы «веселые ребята» не держали меня в крепком захвате. Похоже, они знали, что делали. С поднятыми руками за спиной, меня оттащили на этаж выше в пустую камеру и бросили на голую шконку.

Жизнь — это полный курс по изучению боли. Высокая температура, аппендицит, зубная боль, почечная колика — и еще миллион ее разных вариантов. Я думал, что страшнее почечной колики боль просто быть не может. Нет, это была ошибка.

Боль от наручников, сжатых на голых костях рук, страшнее всего. Она тут же отключает мозг и тело, тело обваливается, как тяжелый мешок, боль стучит в голову. Сами руки теряют чувствительность, но электрический разряд от наручников бьет в темечко, не затихая ни на секунду, ударами отбойного молотка.