— Ещё такой момент. Когда в твоей жизни появилось российское кино, тебе надо было себя как-то менять, ломать — в психологическом плане? И творческом.

— Конечно, надо было. Особенно когда я снимался у Никиты Михалкова, потому что кроме того, что он великий режиссер, он еще был и моим любимым режиссером, поэтому мне очень хотелось его не подвести. Плюс русский язык, который тогда для меня был неизвестным полем, я в нем чувствовал себя очень некомфортно — будто тебе надо танцевать, но ты находишься в одежде рыцаря из Средневековья, в броне тяжелой. Всё вместе это было очень сложным и очень красивым периодом, хотя я сильно переживал. На самом деле, российское общество сильно повлияло на меня, — я стал более открытым. В России люди чаще, чем в Европе, говорят друг другу: «Спасибо», «До свидания», «Я тебя люблю», «Ты такой красивый», — здесь чаще выражают свои чувства. Даже когда говорят: «Ты не мой человек». Вот это мне нравится. Мне кажется, когда ты открыто выражаешь свои чувства, жизнь становится богаче, объемнее. Ты вдруг задумываешься, например: «О господи, когда я последний раз говорил маме, что я ее люблю?»

— Сентиментальность — отличная терапия. Слушай, а это правда, что брат предложил тебе написать письмо Михалкову с просьбой пригласить тебя сниматься?

— Да-да. Мы оба любили его фильмы. Брат мне сказал: «Напиши Михалкову письмо». Я резонно сказал: «Зачем ему сербский актер, который почти не говорит на русском?». Письмо я, конечно, не написал, но, видишь, через два месяца мне позвонили.

— Как ты воспринял эту ситуацию? Как чудо?

— А по-другому и не объяснить. Особенно после того, как мне брат сказал: «Пиши письмо».

— Много таких чудес в твоей жизни было?

— Нет. Я вообще не надеялся на какие-то большие чудеса. Мой план развития заключался в том, чтобы жить в Белграде и играть в театре. И чтобы всё происходило постепенно: сначала две-три роли, такие маленькие, потом средние, потом большие, и, может быть, меня впоследствии примут в театр на зарплату.

— Вот такая ровная неторопливая жизнь. Вообще-то, зная тебя, в это трудно поверить.