— Но когда я был на третьем курсе, я получил роль в самом успешном кинопроекте за последние десять лет. И проснулся очень популярным.

— Быстро адаптировался к новой жизни?

— Пришлось. Я понял: о’кей, теперь надо так жить. Нельзя было пройти через торговый центр, чтобы тебя не останавливали. До сих пор у меня немножко паника, когда надо зайти в торговый центр, потому что в пике этой популярности возникала в буквальном смысле очередь желающих со мной сфотографироваться. Я и сегодня не получаю огромного удовольствия от того, что меня узнают, просят автограф. Для меня важно, чтобы я мог заниматься любимым делом и чтобы были интересные роли.

— Но популярность невозможна без повышенного внимания, особенно к личной жизни. У тебя был роман с Аглаей Тарасовой, и за вашими отношениями пристально следили СМИ. А как с личным обстоят дела сегодня?

— Спокойно. (Улыбается.) Всё спокойно и всё нормально. Я, как и тогда, не люблю о своей личной жизни говорить, я ее не прячу, так же как я ее не прятал, когда мы с Аглаей были вместе. Мы долго не светились, потому что не было причин. Просто потом, когда появился фильм «Лёд», было глупо выходить на красную дорожку по отдельности. Мы вели себя естественно. Я так себя веду и сейчас: у меня есть девушка, я ее не прячу, но я не люблю пользоваться личной жизнью, чтобы добиться дополнительной популярности. А люди это делают, они знают, что в инстаграме фотографии с девушкой собирают больше лайков, чем фотографии, где ты один. Если бы мы запустили какую-то ссору, сыграли скандал, люди были бы в восторге.

— Но у тебя и так в инстаграме миллион подписчиков, — это очень даже неплохо для драматического актера, обычно такое количество собирают звезды шоубизнеса.

— Да, это хорошо, слава Богу, это есть. Как я говорю, эта популярность является и крестом. Своей жизнью ты должен ненавязчиво что-то продемонстрировать, особенно молодым людям. Это дополнительное воспитание, которое они получают: у нас есть воспитание, которое мы получаем от родителей, а есть воспитание, которое получаем от своей культуры, от своего общества, от своей страны, от своего народа — от нашего, в широком смысле дома. Здесь, в России, я считаю себя уже почти русским, но, если бы не считал себя русским, а считал только сербом, — не было бы никакой разницы: у нас похожая система ценностей. Популярность не принадлежит мне, она дана мне по какой-то причине.