Необходимо отметить, что приём реминисценций у Сосноры отнюдь не предполагает вовлечения всей фабульной или смысловой полноты цитируемого текста. Часто это просто обыгрывание почему-либо заинтересовавшего автора словесного оборота. Возможно, так было и с необычной формой глагола, вынесенного в название «Не печалуйся!». Однако привлечение всего комплекса мотивов, связанных в творчестве Сосноры с образом муравья и окуджавскими реминисценциями, открывает в этом эссе гораздо более широкие интерпретационные горизонты.

Итак, муравей у Сосноры принципиально мал и неиндивидуален, при этом он — лишённая собственной воли и даже инстинкта самосохранения часть системы, огромной, библейского масштаба, Империи. Ни то, ни другое для крайнего индивидуализма Сосноры, естественно, неприемлемо. И поскольку, по его мнению, Окуджава — «песенник для народа», то и он оказывается частью этой массовости. Мало того, на нём, как на «певце», лежит ответственность за санкционирование и поддержку искусством самолюбования малостью и жертвенностью малых. В финале эссе появляется противопоставление Нерона и Сенеки. В событийном плане с Нероном ассоциируется повествователь, поджегший Рим-муравейник. Однако, в представлении Сосноры, отражённом в других произведениях, Нерон — творческая личность, поэт (он даже разыскивал его стихотворения, желая их переводить). Сенека — хуже: «Сенека и есть Нерон, но в худшем варианте, тот, кто учит, — это от бездарности» /П732/.

Если муравей у Сосноры является репрезентирующим образом Окуджавы, то авторепрезентирующие образы построены на противоположных мотивах и приёмах. Муравей мал, а образ автора часто основан на гиперболе. Так, в «Не печалуйся!» он — сначала «Гулливер», «с удовольствием» наблюдающий «возню (годы!)» муравьиного царства, затем — «помощник иных миров», а в конце вообще — само божество, «некто с сигареткой и ликёром во рту» /П732/, устроившее пожар и разрушение империи даже не в гневе, а случайным жестом, в безразличии. Сопоставляя «Не печалуйся!» с «Тремя сёстрами», в таком поджоге можно увидеть почти кощунственное травестирование окуджав-ского мотива неземного — с точки зрения героя-муравья — пламени.

В авторепрезентациях Соснора использует гротеск, образность, ломающую привычные (и, добавим, комфортные) представления. А муравей заведомо предсказуем. В стихотворении «Солнце знает свой запад» (из книги «Одиннадцать стихотворений» 1966 года), иронически претендующем на краткое (2 катрена), но исчерпывающее описание устройства мирозданья, говорится: «Муравей знает своё завтра <…> Все знают: <.„> муравей — карликовое животное» /С411/.