Словом, человек не так уж отличается от бессловесной твари. И homo sapiens не в силах противиться чужой воле. А по каким таким причинам, не столь важно.

Однако, повторяю, глядя на «Лайку», я обо всем эдаком не задумывалась. Да и друзья наши ничего умного не говорили при виде картины.

Отвлечемся на время от «Лайки» и расскажем совсем коротко о ее хозяевах, супругах «Мельников и Черная», как писалось на обложках наших общих книг. Расскажем о Мельникове-Меламиде Данииле и о Черной Л. Б. (тогда Люсе). Супругам было в пору инцидента с «Лайкой» — а он произошел либо в самом конце 1970-х, либо в начале 1980-х, — уже за 60. За спиной у них осталась тьма бед и обид и масса всяких неприятностей по вине советской власти, а также множество разочарований личного плана, в том числе и друг в друге. Отъезд сына на ПМЖ был для обоих катастрофой — для Мельникова он мог обернуться и «запретом на профессию».

Навряд ли кто-то помнит сейчас, что значит «запрет на профессию». Объясняю: в Западной Германии после войны некоторым гражданам, замешанным в преступлениях нацизма, было запрещено преподавать в школах, в высших учебных заведениях и вообще заниматься публичной деятельностью. «Запрет на профессию» налагали суды по денацификации. В СССР «запрет» этот всячески осуждался…

Но при чем здесь Меламид?

Дело в том, что отъезд на ПМЖ, разрешенный советской властью в самый пик гуманизма и человеколюбия, то есть при Брежневе, был тщательно продуман. Для него требовалось письменное разрешение родителей: мол, взрослые дети без разрешения не должны покидать отца с матерью, поскольку на старости лет родители нуждаются в их помощи. Но если родители такое разрешение дали и плохие дети, предварительно обобранные властями, уже уехали в другую страну, то и детей, и отца с матерью навечно лишали права увидеться друг с другом. Детям было навечно запрещено приезжать в СССР, родителям было тоже навечно запрещено выезжать за пределы СССР. Таким образом, и дети, и родители приговаривались советскими властями к вечной разлуке…

Вдобавок ко всему Мельникова-Меламида, который был международником, специалистом по Германии, статус международника обязывал хотя бы ненадолго посещать страну, которую он изучал. Но отъезд сына делал его невыездным — в силу чего, собственно, и возникала опасность запрета на профессию. Только личная порядочность академика Николая Иноземцева, тогдашнего директора ИМЭМО, спасла моего мужа от увольнения.

Но от разлуки с сыном спасти его не мог никто, и Д. Е. тяжело ее переживал.