Застали всех здоровыми, ласковыми. Маша, кажется, ничего. Доктора говорят, что могло движение ребенка вовсе не быть, а еще будет, а она себе
14 ноября. Говорили много с Левочкой-мужем о Мише, обо мне, о работе Л. Н. Он говорит, что со времен «Войны и мира» не был в таком художественном настроении, и очень доволен своей работой над «Воскресением». Ездил верхом в Ясенки, бодр, крепок телом и очень приятен духом, и всё это оттого, что работает над свойственным его натуре
15 ноября. Весь день жила с природой. Дождь угомонился, грязь страшная, но тихо, тепло; гуляли с Верой Кузминской в еловой посадке; чудо, как хорошо в этих молодых, зеленых елочках. Вечером, то есть после обеда, ходили все гулять далеко: вышли Чепыжем, в елки опять, кругом посадки и купальной дорогой домой. Пришли темно, пили чай у Левы, любовались внуком, прелестный мальчик. Вечером читали вслух «Сахалин» Чехова. Ужасные подробности телесного наказания! Маша расплакалась, у меня всё сердце надорвалось. Кончили день опять дружно, ласково.
15 ноября.16 ноября. Проснулась в горьких слезах. Страшно не хотелось возвращаться в Москву, главное, расставаться с Л. Н. Мы на этот раз трогательно, до конца искренно встретились и провели эти дни так дружно, участливо друг к другу, даже любовно. Уезжать от Тани тоже было жаль, я ее очень люблю; да и Ясную Поляну, тихую, привычную, красивую Ясную Поляну жаль было оставлять.
16 ноября.Л.Н. удивился, что я плачу, и начал меня ласкать и сам прослезился и обещал приехать сюда в Москву 1 декабря. Мне очень этого хочется, но это будет дурно – вызывать сюда его, отрывать от успешных занятий, от той помощи, которую ему оказывают дочери, переписывая ему, и Александр Петрович, так хорошо помогающий ему своей перепиской. Постараюсь не быть эгоисткой и оставить Л. Н. в Ясной. Но мне показалось, что и ему хочется – скорее нужно в город для каких-то сведений к его повести.
Выехали скорым поездом, ехали с Сашей и Марусей сначала уныло, грустно, потом легче. В Москве Миша встретил, но тотчас же начал собираться куда-то. Я очень огорчилась. Еще больше огорчилась я, когда он вернулся в третьем часу ночи, и мне пришлось опять делать ему выговор и чувствовать, что всё напрасно, что все мои жертвы – жизнь в Москве, уговаривание и увещевание Миши, призыв к труду, к лучшей, более нравственной жизни – всё это напрасно, всё это он