4 февраля. Прошлую ночь впрыснули морфий, провел довольно спокойно. Утром был Л. Н. бодрее, чем все дни, температура 36 и 7, к вечеру опять поднялось до 37 и 7.

Щуровский уехал в Петербург. Сегодня же уехали Илья и Миша. Прощаясь с ними, Л. Н. сказал, что, может быть, умрет, что последние двадцать пять лет он жил тою верою, с которой и умрет. «Пусть близкие мои меня спросят, когда я совсем буду умирать, хороша ли, справедлива ли была моя вера; если и при последних минутах она мне помогла, я кивну головой в знак согласия».

Илюша плакал, когда простился. Два раза сегодня Левочка призывал меня, раз спросил: «Что ты такая смирная, ты лежишь?» А я сидела, и мне было грустно, одиноко на душе, и он меня почувствовал.

5 февраля. Положение всё то же. Ночь под морфием, впрыснули восьмое деление. С утра 36 и 7, к шести часам вечера 37 и 4. Спокойное состояние, молчаливое; пьет шампанское, молоко с Эмс, ест всё тот же овсяный пюре-суп, яйца, кашки. Положили сегодня согревающий компресс.

Сижу усталая, застывшая; всё переболела сердцем, всё передумала, многое перечувствовала – и вдруг вся приникла в ожидании.

6 февраля. 9 часов вечера. Бессонная ночь, два раза впрыскивали морфий, ничто не помогало. В пятом часу, усталая, я ушла отдохнуть. Утро всё прошло в тревоге. Днем озноб и вдруг сильный жар. Температура дошла до 38 и 7. Боль в груди.

Приехали Елпатьевский и Альтшуллер. Говорят – кризис. Воспаление вдруг стало разрешаться со всех сторон. Что-то будет, когда спадет жар, и не упадут ли сразу силы? Мы все опять в ужасе. Я лежала два часа как мертвая, сразу силы меня оставили. Как выдержу ночь? Сегодня все будут не спать в ожидании кризиса. «Всё балансирую», – сказал сегодня Лев Николаевич племяннице Вареньке. Следит сам за пульсом и температурой, пугается, и мы принуждены обманывать, уменьшая градусы.

Холод, ветер ухудшают дело.

7 февраля. Положение почти, если не сказать совсем, безнадежное. Пульс с утра был не слышен, два раза впрыскивали камфару. Ночь без сна, боль в печени, тоска, возбужденное состояние от валериановых капель, от шампанского и проч. До пятого часа я внимательно старалась облегчить всячески его страдания. Милый мой Левочка, он только и засыпал, когда я легкой рукой растирала ему печень и живот. Он всё благодарил меня и говорил: «Душенька, ты устала».

К утру у Ольги начались схватки, и в семь часов она родила мертвого мальчика.

Сегодня Лев Николаевич говорит: «Вот всё хорошо устроите, камфару впрыснете, и я умру». Другой раз говорит: «Ничего не загадывайте вперед, я сам не загадываю». А то спросил записи хода своей болезни: температура, лекарства, питание и проч., и внимательно читал. Потом спрашивал Машу, что она испытывала, когда был кризис ее тифа. Бедный, бедный, ему хочется еще жить, а жизнь уходит…