– Бунин и Чехов. Удивительное мастерство. Меня привлекает именно мастерство. Вот Чехов. Его внимание к человеку. У него есть то, чего нет у Достоевского. Этот силен учением. Чехов – человечностью. Достоевский неряшлив. Его можно принимать или нет. Чехов всегда интересен.

За столом еще были тоненький, хрупкий мальчик – сын, приветливая хозяйка – вторая жена Фридриха – и разместившаяся на коленях хозяина Кристя – худая, хворая, капризная. Нежность и обожание, обрушиваемые на Кристю суровым писателем, выглядели причудой, гротеском. Пришло в голову: а был ли в его жизни человек, столь же исступленно любимый?

Я пытался угадать, где он работает. Вроде бы должна быть еще одна комната. Или он подыскал себе где-нибудь место уединения, как в Москве Некрасовскую библиотеку. Квартира вроде нашей хрущобы, только потолок повыше. Приличная мебель. Во всем скорее достаток, чем бедность. Говорит, что жилье дороговато, зато в центре Берлина. Он это ценит и ничего не хочет менять.

Потом я слышу слово «кабинет». И мы оказываемся в «спичечном коробке», где Генрих Бёлль и Гюнтер Грасс, зайди они вдвоем, попросту не поместились бы. Несколько книжных полок и письменный стол, почти детский. Здесь Фридрих надписывает мне «Псалом» и «Искупление». Я впервые узнаю о существовании этих сочинений. Страшно подумать, сколько лет Горенштейн ждал их выхода. Как писал классик: «Единственная награда заключалась в самом трепете творчества».

Провожая, сказал:

– Здесь я чувствую себя свободным. Я в безопасности. Это главное. Я счастлив.

…Через три года снова оказываюсь в Берлине. Звоню. Скрипучий, неприветливый голос:

– Я не могу с тобой встретиться. Умерла Кристина.

Короткие гудки.

Ева Нейман

Воспоминания в форме интервью

Е.Н. Как он меня кормил – удивительно вкусно. Да, я ненавижу щи вообще. Единственный раз, где я их осмелилась, отважилась есть, где мне это страшно понравилось – это было у Горенштейна. Он готовил, он кормил меня, он угощал. Он был мне очень рад. Я думаю, что основа для его доверия была просто радость за то, что… Он был очень одинок, а мы с ним встречались в этот момент. Мы с ним были знакомы не так долго, меньше полугода. С тех пор, как я с ним познакомилась, мы встречались достаточно часто. И он был этому очень рад. Поэтому он мне и разрешил, мы стали работать над сценарием «У реки». Это была, кстати, его версия названия – «У реки», мне это понравилось. Он набросал план вместе со мной. У меня до сих пор хранится листочек. Дальше мы зайти не смогли, он уже был не в состоянии работать, хотя он работал буквально почти до последнего дня. Когда я пришла в больницу к нему его навестить, мне сказали, что я опоздала, что Фридрих умер. Там на тумбочке для меня оставили листочек – план для сценария. Листочек и там написано.