Мы пошли есть суши в мой любимый ресторан и сели у окна в лучах солнечного света.

– Что ты имеешь в виду?

– Мне нужно, типа, кульминационное шоу. Большое.

– Ну у тебя самой какие мысли есть?

– Ну я тут думала… я довела болевую игру практически до вершины того, что я могу сделать сама по себе. И мне нужно продвинуть ее еще дальше.

Джона кивал, слушая вполуха. Он меня раздражал. Это было важно.

– Однако я хочу, чтобы это было художественно. И красиво. Не только опасно. – Я знала, что это привлечет его внимание. Я задумчиво отпила воды. – Ты знаешь, что были случаи, когда люди умирали на камеру? – спросила я, упиваясь тем, как глаза Джоны наконец вспыхнули нездоровым любопытством.

– Правда?

– Да, была одна девушка, она напилась до беспамятства и полезла на стол танцевать. – Джона, слушая, откусил кусок лосося. – В общем, она упала, ударилась головой и просто больше не встала.

– Вообще?

– Вообще. В сущности, она пролежала так около сорока пяти минут, прежде чем кто-то дозвонился до сайта, и ее трансляцию прервали.

Я очень старалась, чтобы мой голос не звучал возбужденно.

– То есть ты не знаешь точно, умерла ли она. – Джона впечатляться отказывался.

– Нет. Но она больше не появлялась, как я понимаю.

– Жесть.

– Джона… – В ресторане было холодно. Я подвинула свой стул ближе к окну, из которого на пол струилось слабое зимнее солнце. – В общем, слушай, мое финальное шоу. Можно я объясню?

Джона задумчиво жевал.

– Кажется, я понимаю, к чему ты клонишь… – Он одарил меня взглядом. Взглядом, который сказал мне, что после почти десяти лет общения он умеет читать мои мысли.

– Да? Ты думаешь, это хорошая идея?

– Может быть, – ухмыльнулся Джона. – А после того, как уйдешь, чем ты будешь заниматься?