В основном тематическим миром первого периода являлись родной Витебск и его жители. Их жизнь: радости, надежды и разочарования.

Его герои были мелкие служащие, с трудом сводившие концы с концами, ремесленники, свадебные музыканты, шолом-алейхемские коммерсанты и неунывающие повитухи… Всех этих людей Шагал всегда показывал на фоне их родного пейзажа. Отсюда его любовь к витебским простодушным избам, дружеским деревьям и наивным заборам.

Весь этот мир, согретый шагаловской поэзией, завоевал ему большую славу. Газеты и журналы печатали о нем большие хвалебные статьи. Музеи и коллекционеры страстно стремились приобрести его картины, гуаши и офорты.

Но неспокойному, всегда ищущему новую тематику Шагалу юдаика показалась уже потерявшей свою новизну и исчерпавшей остроту — и он нашел и увлекся другим миром — насыщенным гротесками и фантастикой.

* * *

Шагал приехал в Париж, когда кубизм пробивал себе путь в мастерские молодых художников. С присущей ему творческой жадностью Шагал примкнул к кубистам. Но и тут мы видим характерный метод шагаловского творчества. Его кубизм какой-то особый — декоративный и орнаментальный. Ярко раскрашенный.

Художник сумел остроумно использовать геометризм этого течения для своих фантастических мотивов, лишив кубизм характерных для него жесткости и мрачности. Шагаловский кубизм — какой-то, я бы сказал, импрессионистский.

* * *

Немцы одно время считали Шагала ярым экспрессионистом и объявляли его последователем немецких художественных идей. Но Шагал (как и Сутин) всей своей творческой жизнью доказал, что он никогда не увлекался немецкой изокультурой, бывшей для него всегда чуждой и далекой.

* * *

В беседах со мной Шагал любил рассказывать о своем первом витебском учителе Пене.

— Ах, друг мой, — восклицал он, — если бы вы знали, какой это был светлый, чистый человек! И какой учитель! — И вдохновенно добавлял: — Я ему многим обязан!

Часто он говорил:

— Пен — хороший художник!

Зная творчество Пена как натуралистическое, я удивлялся хвалебным отзывам его ученика. Но потом, когда Шагал мне рассказал, как Пен преподавал живопись, я понял, что дело не в ней, а в душевных качествах педагога, в его большом гуманизме и неувядаемой любви к искусству. Пен был художником-идеалистом редкой чистоты.

— Он меня научил, — добавлял Шагал, — любить искусство и отдавать ему весь свой душевный жар… Весь…

Живопись он считал созданием человеческого гения, а труд художника — служением этому гению.

— Художник должен уметь всю жизнь смотреть на мир глазами удивленного ребенка, ибо утрата этой способности видения означает для него утрату всего оригинального, то есть личного в выражении.