— Творить — значит выражать то, что есть в тебе, — говорил он.

* * *

Приехав во второй раз в 1927 году в Париж, я вспомнил о гостеприимном Шагале и со своей семьей отправился к нему. Он нас принял радушно.

Угостил обедом. Пили вино и вспоминали окрашенное цветами радуги прошлое. Шагал пил за непотухающую дружбу. Он опять вспоминал Россию в солнечном мареве. Опять страстно и нежно говорил о Витебске, о том, что мечтает съездить на Родину.

— Мне бы только поглядеть на мои любимые заборы и деревья.

Шагал тогда работал по заданиям известного маршана Воллара над серией иллюстраций к басням Лафонтена. Это были гуаши, написанные смелой и тонкой техникой. Характерные для Шагала упрощенные формы. Поражали краски. Богатые, яркие, сияющие. Передо мной уже был парижанин, признанный маршанами и критиками. Весь мир уже знал Шагала. Его работы уже вывешивались во всех музеях. О нем и о его творчестве была уже напечатана большая литература: монографии, книги, статьи. Его называли парижским цветком, великим художником. Слава Шагала была в зените.

* * *

Шагал всегда много размышлял перед тем, как взяться за кисть. Особенно его радовали успехи палитры. Он нашел новые синие и голубые тона, глубокие, красивые, незабываемые. Работы его мне понравились, и я решил написать о нем статью.

Показывая мне свои последние вещи, он сказал:

— Как видите, я стараюсь работать в разных отраслях. Я люблю офорт, книжную иллюстрацию, театральное оформление, витражи.

— Когда берешь иглу и наклоняешься над цинковой доской, все забываешь. Я всегда в труде. Как меня учил Пен, — проговорил он радостно, но в его тоне я почувствовал, что не все его радости полноценны и длительны.

* * *

Через месяц я ему принес московский журнал «Прожектор» со статьей о его творчестве.

Шагал обрадовался, заволновался. Несколько минут перед тем, как читать, держал журнал в руке.

— Если бы вы знали, как меня волнует все, что напоминает Рос сию! — и, помолчав, тихо и мягко добавил: — Как хочется поехать туда, поглядеть, что там делается…

Прощаясь, он задержал меня в дверях.

— Возьмите что-нибудь себе на память.

Я вернулся.

— Выбирайте!

Зная, что он любит свои вещи и неохотно расстается с ними, я выбрал два скромных офорта.