Нечего и говорить, что Нарышкин принужден был выносить все время, пока производилось следствие, беспрерывные оскорбления со стороны Викулиных. Они распоряжались в чужом имении, давали губернатору и всем с ним приехавшим лицам завтраки, обеды и ужины, а Нарышкина не только морили с голоду, но когда он спросил у одного из слуг чайник с горячею водою и положил в него привезенный с собою чай, то дочь С. А. Викулина, Александра, воспользовавшись тем, что Нарышкин на минуту отвернулся, унесла чайник. Викулины запретили даже подавать воду Нарышкину, так что когда он хотел пить, то один из членов следственной комиссии требовал стакан воды и передавал его Нарышкину.

{Надо сознаться, что во время производства следствия Нарышкин собственно по высоким… ххх[88] …вознаграждение, не знаю, дали ли они ему что-нибудь, не получив ничего более назначенного им по завещанию их отца. Этот Вердеревский{772} был уже тогда известен за взяточника и дурного картежника, а впоследствии, будучи представителем казенных палат в разных губерниях, был везде известен за гнусного взяточника. Наконец, будучи председателем Нижегородской казенной палаты, он обыграл какого-то чиновника Военного министерства, посланного на Нижегородскую ярмарку с казенными деньгами для покупок. Чиновник этот застрелился, а Вердеревский вышел сух из воды. Впоследствии он продал тайным образом огромное количество соли, хранившейся в нижегородских запасных магазинах. Его судили; деньги, украденные им при продаже соли, казне не возвращены, и он, по лишении всех прав состояния, о чем ему объявлено на эшафоте, сослан в Сибирь на поселение. Этому, сравнительно с преступлением, легкому наказанию был он подвергнут по преклонности лет, но и на поселении пробыл он недолго. Ему вскоре позволено поселиться в имении его дочери, вероятно, также вследствие преклонности лет, хотя на бедных и необразованных разбойников, подобных Вердеревскому, подобная милость не распространяется. Родной брат его Алексей Евграфович Вердеревский{773}, в бытность, в войну 1853–1856 гг., провиантским чиновником военного ведомства, нажил огромное состояние, подвергая войска крайней нужде. Он по суду был разжалован в солдаты, но недолго состоял на службе; ему дозволено было, – конечно, вследствие <разных> протекций – жить у брата, когда тот был председателем Нижегородской казенной палаты. Он в этом положении не скрывал подло нажитого им состояния, и, что всего более доказывает безнравственность нашего общества или, по крайней мере, его равнодушие, это то, что он был принимаем во многих домах нижегородского общества, и равно и в тамошнем так называемом Английском клубе.