После этого сестра моя с Нарышкиным поехали к священнику; несмотря на усилия не допускать их к свиданию со священником, они вошли; в первой комнате стоял у окна исправник Александров, обернувшись к ним спиной, и на столе в той же комнате лежали бумаги и перья.

Они нашли священника Лосева в другой комнате, лежащим на прилавке; он смутился неожиданным входом сестры моей, жаловался на болезнь и слабость, но казался расстроенным только душевно; рассказывал, что накануне подписал допрос по совести и нашел свои и завещателя руки подлинными, но толковал не ясно и не связно о мае месяце, сбивался на этом предмете, о котором очевидно ему было много внушено, противоречил себе, плакал и вообще был расстроен. По отъезде сестры и Нарышкина исправник в течение почти целого дня вместе с вышеупомянутым медиком оставались постоянно у священника Лосева. Упорный, бдительный и настоятельный надзор за священником и беспрестанное влияние, которым клеветники окружали его, служили явным доказательством, что они добивались от него опровержения сделанного накануне показания <священника Петра Лосева>. По получении заявления священника Ивана Лосева о болезненном положении его брата Петра и сведения о влиянии, под которым последний находился целый день, орловский губернатор приказал вольнопрактикующему лекарю Року^н узнать о состоянии его здоровья. Рок донес, что Петр Лосев весьма слабо[89] болен, а страдает от причин нравственных и от сильных средств, которыми был пользован. Перед допросом же Петр Лосев был, {как выше сказано}, свидетельствован, так как он отзывался болезнью, и был найден здоровым {медицинскими чиновниками, свидетельствовавшими вместе с следователем}.

По отъезде губернатора в г. Орел следователи избрали своим местопребыванием дер. Писаревку, принадлежавшую [Екатерине Александровне] Бибиковой и отстоящую в 4 верстах от с. Колодезского, в котором не могли оставаться по присутствию в нем Викулиных, своевольно им завладевших. Следователи пригласили наследников 29 сентября для показания им духовного завещания; происходившие разговоры при этом были ясным доказательством беспримерной злонамеренности клеветников, из которых тогда явились: поверенный г-жи Вадковской Андрей Викулин и г-жи Норовой Иван Викулин и сыновья покойного Семен и Алексей Викулины. Читанное Андреем Викулиным вслух духовное завещание брата его им и детьми покойного от первого брака [было] тщательно разбираемо и пополняемо нелепыми и злостными замечаниями на каждой строке. Долго продолжалась критика духовного завещания, называемого ими «мощами»; некоторые слова и знаки препинания обращали их внимание и приводили их к заключениям одно бессмысленнее другого. Между прочим, они говорили, что рука завещателя близко похожа, но что во всех 15 страницах две буквы только, Д и Ѣ [Е], писаны не завещателем и что Лосев всегда подписывался «иерей», а не «священник». Дельного же возражения никакого и не могло быть, потому что стоило только прочесть духовное завещание, чтобы убедиться в его подлинности.