Для чего было бы сестре моей составлять завещание на 15 страницах, чтобы взять себе только 328 душ и отдать одному Семену, не говоря уже о всех других, 1164 души в отлично устроенном имении, свободном от залога и с лесами, на сумму более 500 тыс. руб. сер.?

Сестра моя неоднократно была вызываема к допросам в дер. Писаревку; ее сопровождали я и Нарышкин. Мы жили то в Ельце, то в Студенце и после допросов возвращались ночевать домой, а потому должны были для этого делать по нескольку десятков верст в самую ненастную погоду по непроезжим грунтовым дорогам; {шоссе в этих местах тогда и не помышляли}. Между тем нас предупреждали, что Алексей Викулин поит вином некоторых крестьян, обещая им за убийство сестры и меня большие деньги, а потому многие считали наши поездки в темное время опасными. Мы этому не верили, но впоследствии мы узнали, {как увидит читатель ниже}, что эти предостережения имели основание. Кроме сестры следственная комиссия допрашивала много других лиц, и в особенности часто вызывала к допросам дядю моего князя Дмитрия Волконского, который, во избежание ежедневных переездов из своего имения с. Студенца в дер. Писаревку, ночевал, несмотря на болезненное положение, целую неделю в своей карете, стоявшей близ избы, в которой помещалась господская контора и расположились члены следственной комиссии. Из вопросов, которые комиссия делала Волконскому, оказалось, что дети С. А. Викулина от первого брака обвиняли его в том, что он по получении 4 июля эстафеты из Москвы о кончине их отца, при ехав известить об этом мою мать в с. Колодезское, похитил с помощью их родной тетки, Натальи Алексеевны Арсеньевой, и управляющего Ивана Музалькова из сундука, стоявшего в кабинете покойного, бумаги и восемь миллионов рублей наличными деньгами.

Вместе с Волконским в этом кабинете были, кроме Арсеньевой, приехавшей на несколько дней в гости, жившая в доме дочь покойного Александра, внука Марья, ее жених Муравьев, управляющий Иван Музальков и дворецкий Давыд Филиппов, не отлучавшийся во время отсутствия С. А. Викулина из его кабинета, и приехавший из Ельца жених дочери покойного, елецкий исправник Александров, к которому сестра моя послала по кончине ее мужа особую эстафету с просьбой опечатать имущество последнего, чего он однако же не исполнил.

С 4 по 28 июля, в день приезда в с. Колодезское Семена и Андрея Викулиных, никому в голову не приходило выносить такую клевету на Волконского. Эта нелепая выдумка принадлежит двум упомянутым лицам; для ее поддержания они уговорили сделать ложные показания отставленного за растрату вещей жившего по болезни в с. Колодезском, вследствие усиленной просьбы сестры моей, бывшего дворецкого Шмидта, которого они сделали управляющим вместо Ивана Музалькова, – и более 20 человек дворовых людей, обещая им дать свободу и деньги и подвергая не согласившихся на ложные показания бесчеловечному сечению розгами.