1 августа в главной квартире узнали, что Гёргей сдается безусловно, и что командир 3-го пехотного корпуса граф Ридигер прислал адресованное к нему по этому случаю письмо Гёргея [см. Приложение 2 второго тома], с которого немедля разошлось много копий. Это письмо принадлежит истории, все были ему чрезвычайно рады, но на меня оно легло тяжелым камнем; я не видал в нем безусловной покорности, которую Паскевич требовал от Гёргея. Последний представлял участь своих подчиненных весьма известному (как он выразился) великодушию Его ВЕличества Царя русского. Меня тревожило, до какой степени, по заключенной между русским и австрийским Императорами конвенции{387}, мог первый из них оказать свое великодушие к подчиненным Гёргея. Мне казалось, что Паскевич не имел права, не спросив предварительно ГОсударя, принять предложенную Гёргеем сдачу. Я полагал, что следовало требовать от Гёргея, чтобы он не двигался с места в продолжение 8 дней, а между тем послать к Государю в Варшаву вопрос, желает ли он и может ли оказать великодушие, на которое Гёргей столько надеялся и, в случае нежелания Государя или невозможности, требовать от Гёргея решительно безусловной сдачи, а в случае отказа вступить с ним в бой, результат которого не мог подлежать сомнению. Все те, которым я выражал мои чувства и мнения, не разделяли их и некоторые даже не понимали. На другой день мы узнали, что Гёргей с 28 тысячами войска и 140 орудиями сдался графу Ридигеру при с. Виллагосе{388}; главная наша квартира с главными силами армии двинулась в Гросс-Варден.

Сдачу Гёргея не замедлили приписать измене, но те, которые были очевидцами описываемых событий, конечно, понимали, что ему не оставалось более никаких средств к продолжению борьбы. Начальствуя необученным, кое-как сформированным войском, при котором не было устроено правильного управления для его продовольствия, он сумел уйти из Вейцена с 40-тысячной армией от русских сил, вдвое его сильнейших; впоследствии, преследуемый отрядом генерала Засса, сменившего сначала посланный отряд генерал-адъютанта Анрепа, он сумел не только избегнуть его, но пройти мимо русского 4-го пехотного корпуса и скрыть направление, по которому отступал, от генерал-адъютанта Граббе, наступавшего на него с севера, и от самого фельдмаршала, и весь этот переход до Гросс-Вардена он совершил по стране, опустошенной прежде проходившими через нее войсками, причем во встречах своих с русскими войсками имел иногда и перевес. Но, потеряв в этих стычках весьма мало людей, его армия между Вейценом и Виллагосом уменьшилась на одну треть; явно, что солдаты произвольно оставляли ее, частью от недостатка в продовольствии, а еще более от потери надежды привести к благоприятному окончанию начатое дело. По прибытии в окрестности Гросс-Вардена, армия Гёргея не имела более ни продовольствия, ни боевых снарядов, а между тем была окружена русской и австрийской армиями, в совокупности в пять раз ее сильнейшими. Положение войска Гёргея ухудшалось еще тем, что следовало большое число семейств воинов, так как им некуда было приклонить головы. Гёргей, по сдаче, сообщил о ней немедля всем начальникам венгерских войск, расположенных в разных частях Венгрии, предписывая им, как диктатор Венгрии, окончить бесполезную борьбу. Он послал такое же приказание, между прочим, и к генералу Клапке{389}, бывшему в крепости Коморне, и вместе с тем к нему же, как своему другу, письмо, сделавшееся общеизвестным, в котором объясняет причины, побудившие его к сдаче. Известно, что из отдельных начальников венгерских войск один Клапка его не послушался и продолжал защищаться в Коморне, для осады которого был послан Граббе. В письме Гёргея о сдаче к графу Ридигеру мне не нравилось высказываемое им презрение к Австрии и к австрийским войскам; лично от себя он мог писать, следуя своим чувствам, но он писал как диктатор многочисленной нации и главнокомандующий значительным войском, а потому должен был знать, что по его сдаче эта нация и войско могут подвергнуться за каждое неприятное для австрийцев в его письме слово их мщению. Его резкие выражения относительно Австрии были тем страннее, что он никогда не разделял мнения той партии, которая желала видеть Венгрию совершенно отделенной от Австрии; за это он был в постоянной неприязни с Коссутом и с польскими генералами, пришедшими в Венгрию в надежде, по освобождении Венгрии, освободить части Польши, присоединенные к русской и австрийской империям и к прусскому королевству. Гёргей желал только сохранения для Венгрии тех конституционных прав, которые были ей даны отказавшимся в конце 1848 г. от престола императором и королем Фердинандом I{390}. Воюя с императорскими австрийскими войсками для поддержания прав Венгрии, он считал себя верноподданным упомянутого императора и короля и в своих распоряжениях по армии даже действовал его именем.