Гёргей в Гросс-Вардене ходил в обыкновенном статском платье; его милостиво принял фельдмаршал и Великий Князь Константин Николаевич. Все русские генералы и офицеры смотрели на него с уважением. Один начальник штаба Горчаков обходился с ним не совсем приветливо, а иногда и неучтиво. Однажды, когда он сидел у меня, Горчаков прислал за ним своего адъютанта. По возвращении, Гёргей мне рассказал, что Горчаков позабыл, зачем он за ним посылал, и потому отпустил его, сказавши только здравствуйте и прощайте, при чем называл его «мосье Жоржей». Для выслушивания этого Гёргею пришлось пройти вечером довольно большое расстояние. Конечно, Горчаков делал все это по рассеянности, но Гёргею от этого было не легче.

Гёргей, по сдаче армии, не сохранил при себе ни гроша, так что на его содержание отпускалось из нашей главной квартиры 10 гульденов в день. Не знаю, кем была назначена эта сумма, но она была, по дороговизне всего в Гросс-Вардене, весьма недостаточна для прокормления Гёргея и нескольких человек, находившихся при нем. Мне известно, что Бевад прибавлял из своих денег повару Гёргея, но не много, с тем, чтобы последний не мог этого заметить. Гёргей находил очень хорошей нашу привычку ужинать и часто приходил к нашему ужину. Когда узнали об этом в главной квартире, начали напрашиваться к нашим ужинам разные лица, и тут Гёргей мог подивиться, каких людей у нас производят в генералы.

Великий князь Константин Николаевич

Рис. с фотографии // Портретная галерея русских деятелей. 1864–1865 / А. Э. Мюнстер. Т. 1: 100 портретов. СПб., 1865. Л. 37

Наблюдение за сдавшейся армией, в которой было до 3000 штаб-и обер-офицеров, было поручено генерал-адъютанту Анрепу; для наблюдения ему даны были несколько сот казаков. Анреп видел в этом желание фельд маршала подвергнуть его ответственности в случае побегов из сдавшейся армии, для присмотра за которой данные ему средства были недостаточны. Я передал об этом опасении побегов Гёргею, который просил меня уверить Анрепа, что венгерцы народ высокой честности и, раз сдавшись, не изменят своему слову; он уверял, что число войск, принятое Анрепом, будет им сдано, кому будет назначено, без убыли. Вслед за этим я познакомил Гёргея с Анрепом; первый повторил последнему сказанное мне, и слова его оправдались на деле.

Во время нашего пребывания в Гросс-Вардене, приехали из одного венгерского отряда, кажется, стоявшего в Буковине, полковник и капитан, присланные для объяснения с Гёргеем, вследствие полученного от него приказания сдаться русским войскам. Пока комендант главной квартиры Бевад ходил за разрешением допустить означенного полковника к свиданию с Гёргеем, полковник, очень красивый собой, молодой мужчина, в самых выспренних выражениях объяснял мне, что их отряд многочислен и что в нем все готовы умереть и не сдаваться русским, которые передадут их австрийцам. По получении разрешения, полковник пошел к Гёргею, а оставшийся со мною капитан объяснил мне, что полковник представляет себе положение дел вовсе не в том виде, как оно есть на деле[73]; что почти всем, и в том числе ему, надоела явно бесполезная борьба и хотелось бы поскорее вернуться в свои семьи к мирным занятиям. Гёргей успел своею осанкой и красноречием подействовать на пылкого полковника, который вернулся от него кроткой овцой, соглашаясь, что не следует бесполезно проливать венгерскую кровь.