Говоря о Восточных церквах, я хочу коснуться последнего вопроса, ратующего в пользу восстановления у нас патриаршества. Полнота церковной жизни и вселенского сознания не может быть достигнута без возможно более тесного общения с другими автокефальными церквами. В сношениях с этими церквами я хотел бы видеть нашу родную Церковь равночестно представленной, без хотя бы внешнего ее умаления.

Мы занимаемся делом церковных преобразований на рубеже нашей истории. Никогда мы не были так близки от осуществления нашего исторического завета – водружения креста на Св. Софии{136}, как теперь, когда по грехам нашим эта мечта отошла от нас в далекую даль.

Теперь, когда ослабели узы внешней власти и блекнет обаяние могущества России, теперь более, чем когда либо, вместо того, чтобы падать духом, нам надо воспрянуть, обрести бодрость не во внешних устоях, а во внутренней собранности, в духовной силе, и на новых основаниях, очистившись от своих грехов, строить наши отношения с другими православными Церквами. Не можем мы также не учитывать, что с падением власти императора, который как первый сын Церкви был носителем преемственной идеи покровительства православия на Востоке, положение наше существенно изменяется. Новые течения и направления вторглись в государственную жизнь.

Самосознание православного русского народа не может больше даже и формально совпадать с самосознанием Российского государства. И с этой точки зрения требуются иные, чем прежде, представители и носители чаяний православной России, облеченные властью и возможностью им служить.

Таким преемником идеологии, составлявшей атрибут царской власти в России, не может быть никто лучше и полнее, чем патриарх.

В минуту распада и уныния, когда кажется, что вся Россия превращается в груду обломков, и не за что уцепиться, наша задача – связать лучшие, неумирающие заветы нашей истории с тем основанием, которое мы закладываем для будущего. Пусть Церковь сама за себя стоит и борется. Вместо скипетра и короны, крест и хоругвь да охранят наше святое святых! И пусть хоругвеносцем наших религиозных заветов будет русский патриарх, как символ того, что с падением царской власти не пала Святая Русь и что не отказалась она от того, что ей всего дороже в ее прошлом, и бесконечно ценнее преходящего внешнего обаяния физической силы.

Подводя итог сказанному, я подаю голос за восстановление патриарха, первого между равными епископами, возглавляющего высшие церковные учреждения и подотчетного вместе с ними периодически созываемому Поместному собору.