Одной этой новой линии германской политики было бы достаточно для того, чтобы вызвать вооружённый конфликт Германии с Россией. В декабре 1913 года мы вступили таким образом в эпоху назревания конфликта, который неизбежно должен был принять мировой характер. Как мы увидим дальше, конфликт этот назревал в условиях, которые сами могли родить из себя некоторые задержки ему и, пожалуй, дать ему рассосаться. Международное положение было сложно тем, что при существовании серьёзного антагонизма между Германией и Англией, назревал ещё более серьёзный антагонизм между Россией и Германией, которая уже не в качестве патрона Австрии, а самостоятельно пошла наперерез вековой линии русской политики на Ближнем Востоке и направилась на пункт, около которого в течение почти всего XIX века кристаллизовался русско-английский антагонизм. Этот антагонизм смягчился в огромной мере за последние годы, он уступил место известному сближению, но он не исчез совершенно, как исчез былой антагонизм Франции и России. Именно это обстоятельство — неясность взаимоотношения между Англией и Россией — определяло сложность международного положения в 1913 и 1914 гг. Такое положение требовало величайшей дипломатической бдительности и умелости от лиц, руководящих внешней политикой как России так и Германии. Необходимо было принять во внимание всё: и многообразные переплетающиеся интересы, и дипломатические традиции, и степень возбудимости или косности общественного мнения всех великих держав Европы, прежде всего наиболее свободной из них, Англии. Как в этом сложном международном положении конкретно разыгрался великий мировой конфликт, как отвлечённые возможности превратились в реальности и образовали сомкнутую цепь неотвратимых в отдельности фактов, — это будет предметом дальнейших статей.
V
В газетах установился как бы публицистический трафарет, что современная Германия есть та самая милитарная и милитаристическая Пруссия, которая объединила германские государства, что Вильгельм II — продолжатель политики Бисмарка и что в этих традициях ключ к пониманию великой европейской войны 1914 г.
Мы уже показали, в какой мере неверно это отождествление политики Бисмарка с политикой Вильгельма II в области русско-германских отношений. Но шаблонное трактование прусско-германского милитаризма, как чего-то единого и целого на пространстве всей его истории, неверно в ещё более общем и глубоком смысле. Политика, которая привела к войне 1914 г., есть нечто новое сравнительно с той политикой, которая восторжествовала в 1866, 1870–1871 гг., нечто коренным образом от неё отличное. В этом — особенный характер событий, переживаемых нами. Ни одна из стран, участвующих в великом конфликте, ни Англия, ни Франция, ни даже Россия, не является в настоящую минуту как великая