Войну ведёт новая Германия, и Вильгельм II не наследник Бисмарка, а протагонист этой новой Германии, которая в основе чужда поколению Вильгельма I и Бисмарка. Отсюда — поразительное зрелище единодушия Германии в этой борьбе; ведь — что бы там ни говорили — в ней социал-демократия и рабочие подают руку милитаризму и юнкерству. Конечно, в новой Германии есть черты и старой, и даже именно в этом сочетании нового и старого заключается объяснение того конкретного оборота, который приняли события. Новая Германия является, конечно, недостаточно новой. Новым содержанием жизни она пытается овладеть при помощи старых форм. Но решающее значение в великом конфликте принадлежит всё-таки не этим старым формам, а влившемуся в них новому содержанию. Историческое рассмотрение судеб народов должно иметь в виду слова великого немецкого историка, который писал, что «муза истории имеет широчайший духовный горизонт и с полным мужеством отстаивает свои мнения. Внесение интересов современности в историческую работу приводит обычно к тому, что свобода этой работы нарушается»[488]. Публицистике сегодняшнего дня, быть может, соблазнительно и выгодно видеть в новом только старое и как бы отжившее. Той публицистике, которая осуществляет девиз другого великого историка: «Политика и история суть лишь две стороны одной и той же науки»[489], и приличествует различать, а не смешивать, не малевать действительность в одну краску, а видеть оттенки и переходы.

VI

Германия Бисмарка была «насыщена», новая Германия, наоборот, ощущала неутолимую потребность в расширении своего могущества. Именно вся Германия ощущала эту потребность, а вовсе не одно юнкерство с Вильгельмом во главе. Посмотрим, как самые дальновидные, наиболее широко смотрящие немцы понимают и формулируют «немецкую идею»[490].

«Немецкая идея» не состоит в абсолютном мировом господстве. Но она требует согосподства над мировой культурой, согосподства рядом с англо-саксонством. Другие силы представляются заранее исключёнными из состязания. Россия «внутренней некультурностью» осуждена на неудачу своих замыслов и упований в области мировой политики, а Франция, добровольно отказавшись от размножения, тем обнаружила «моральный упадок» и признала себя неспособной участвовать в соперничестве мировых народов. «Лишь немецкая нация рядом с англо-саксами так развилась, что является в одно и то же время достаточно многочисленной и внутренно достаточно крепкой для того, чтобы для своей народной идеи притязать на участие в судьбах наступающей мировой эпохи». Но эту немецкую идею можно правильно понять, лишь усвоив себе, что она может быть поддерживаема в своей силе лишь непрерывным её распространением.