«Мы не можем остановиться или стоять на месте, для нас не может быть даже временного отказа от расширения нашей жизненной сферы, у нас выбор только между тем, чтобы снова пасть на уровень территориальных народов или же завоевать себе место рядом с англо-саксами. Мы подобны дереву, корни которого в расщелине скалы. Либо мы раздвинем скалу и будем расти, или сопротивление нашему росту так велико, что мы засохнем от недостатка питания. Немыслимо сказать: развивайте вашу культуру, умножайте ваше богатство, повышайте ваше научное, техническое, художественное умение, но откажитесь от того, чтобы обрабатывать, в качестве коммерсантов и фабрикантов, всё новые и новые страны, откажитесь от того, чтобы строить новые суда и бросать в мировое хозяйство новый капитал, посылать ваших сыновей в далёкие страны и со всех концов земли собирать в вашу землю плоды вашего труда».

«Мы не можем остановиться или стоять на месте, для нас не может быть даже временного отказа от расширения нашей жизненной сферы, у нас выбор только между тем, чтобы снова пасть на уровень территориальных народов или же завоевать себе место рядом с англо-саксами. Мы подобны дереву, корни которого в расщелине скалы. Либо мы раздвинем скалу и будем расти, или сопротивление нашему росту так велико, что мы засохнем от недостатка питания. Немыслимо сказать: развивайте вашу культуру, умножайте ваше богатство, повышайте ваше научное, техническое, художественное умение, но откажитесь от того, чтобы обрабатывать, в качестве коммерсантов и фабрикантов, всё новые и новые страны, откажитесь от того, чтобы строить новые суда и бросать в мировое хозяйство новый капитал, посылать ваших сыновей в далёкие страны и со всех концов земли собирать в вашу землю плоды вашего труда».

Разве немцы могут отказаться от этого, когда они растут так быстро, что в три года увеличиваются на такое число людей, которое равняется всему населению Швейцарии, а в шесть лет — на всё население Швеции или Голландии.

«Наш рост есть процесс стихийной природной силы. Только истощение естественного и нравственного чувства, какое пережили французы, или ужасная внешняя катастрофа, которая сделает нас такими бедняками, что мы не сможем больше растить детей, рождающихся у нас, способна была бы остановить наше размножение». «Мы растём и множимся, но не в обширной по пространству земле, которая имеет избыток всего нужного для жизни: средств питания, материальных богатств и сырья, — нет, мы втиснуты в узкие и отнюдь не благоприятные границы и из года в год должны привозить издалека всё больше и больше благ для того, чтобы быть сытыми и поддерживать в движении наши машины. Та часть нашего народа, которая может существовать лишь при условии ввоза материалов и вывоза фабрикатов, ежегодно возрастает почти на миллион. Наше школьное знание и всякое прочее образование, нашу технику, наш дар изобретательности и искусство, нашу основательность и точность, иногда, пожалуй, даже немножко вкуса мы вкладываем в тот процесс превращения, который преобразует у нас американское дерево и испанский металл, египетский хлопок и австралийский могаир, каучук из Конго и бычачьи кожи с Лаплаты в фабрикаты для мирового рынка. Мировой рынок — мы в нём нуждаемся теперь для нашего существования так же, как в нашей собственной почве, и неумолимо близится день, когда мы в нём будем нуждаться ещё больше, чем в ней. Но только в том случае, если с нашим собственным ростом увеличится также наша доля и наш прибыток на мировом рынке и в мировом хозяйстве, можем мы оставаться здоровыми; только в таком случае мы можем дать тем внутренним ценностям, которые вырастают из нашей национальной идеи, развиться, расцвесть и действовать в качестве образующих факторов мировой культуры. Прекращение роста было бы для нас катастрофой как внутренней, так и внешней, ибо при наших теперешних обстоятельствах оно не могло бы никоим образом быть добровольным или естественным, но наступило бы лишь тогда, когда какой-либо другой народ или соединение народов так повергло нас во прах, что мы долгое время лишь влачили бы существование». «Таким образом немецкая идея может оставаться живой и расти лишь в том случае, если её материальная основа, т. е. численность немцев, благосостояние Германии, количество и величина поставленных на службу германской идее миро-хозяйственных отношений будут продолжать всё расти и расти. Но именно это вынудит англо-саксов принять решение — будут ли они со своими интересами в мире приспособляться в то же время к нашим и столкуются ли они сообща с нами о своей и нашей доле, или же они против нас будут силою отстаивать своё единовладычество. Если они решатся на поединок, то от нашей силы будет зависеть, сумеем ли мы победить и утвердить себя, или же будем побеждены». «В Англии заключены, стало быть, судьбы Германии. Для того, кто следил за развитием мира в последние сто дет и к тому же из собственных наблюдений знает нечто о современном мире, — для того из всех национально-политических вопросов будущего есть лишь один, которому неоспоримо принадлежит значение, заслоняющее все прочие вопросы. Вопрос этот гласит: предназначен ли англо-саксонский тип к тому, чтобы он один достиг господства в тех частях земли, где отношения ещё не установились, а находятся в текучем состоянии, или же, кроме того, и для немецкого останется достаточно простора для того, чтобы явиться в качестве фактора, конституирующего культурное целое как по сю, так и по ту сторону океана?»