Гваттари интересует субъект, и он понимает его как расколотого, разорванного, находящегося на распутье, в промежутке, в конфликте между структурой и машиной: «Человеческое существо попало в ловушку на пересечении машины и структуры»[942]. Оставаясь в рамках лакановских категорий, но при этом намереваясь их динамизировать, Гваттари заимствует у Лакана анализ частичных объектов, объекта а, и использует его как машину войны против структурного равновесия. По сути дела, объект а возникает там, где его не ждали, подобно настоящей «инфернальной машине»[943]. Он становится неустранимым, не-ассимилируемым структурой, и Гваттари называет его «объект-машина „а“»[944]. Это элемент, мешающий мысли ходить кругами, деконструирующий структурное равновесие, срывающий попытки саморепрезентации, децентрируя индивида, смещая его «на край себя самого, к пределу другого»[945].

Поиски связи между группами, коллективными сущностями не только сближаются с ранним интересом Делёза к вопросу об институтах и их амбивалентных отношениях с желанием[946], но и получают плодотворное продолжение в делезо-гваттаризме с появлением понятия группы-субъекта и коллективной сборки высказывания. Этот критический взгляд на структурализм имеет для Гваттари не только чисто спекулятивное, но и непосредственное политическое значение. Речь идет о том, чтобы извлечь уроки из мая 1968 года, придать новую динамику структурам, расшатанным вторжением события. Как перезапустить революционную машину, которая продемонстрировала свои способности в мае 1968-го? Это политический вопрос, который ставит Гваттари: «Революционный проект как машинизация подрыва институтов должен раскрыть такие потенциальности субъектов и на каждом из этапов борьбы вооружить их против их „структурализации“»[947]. Если май 1968-го сделал возможной победу структурализма в университете[948], то событие 1968 года породило мысль 1968 года, в которой не было ничего структуралистского и которая, наоборот, вызвала кризис парадигмы, слишком поспешно отброшенной именно теми людьми, кто видел в ней выражение нового взгляда на современность, а теперь утверждал, что никогда не делал ставок на победу структурализма.

Гваттари нашел материал для своей аргументации в двух книгах, опубликованных Делёзом в 1968 и 1969 годах, потому что философская ориентация последнего отличалась от безраздельно господствовавшей в ту эпоху парадигмы. В своей диссертации «Различие и повторение» Делёз чутко реагирует на любые случаи низведения структурализмом события до уровня чего-то незначительного. Он выступает за отказ от альтернативы между структурой и событием, но при этом требует их артикулирования: «Подобно тому как не существует оппозиции структура-генезис, нет и оппозиции между структурой и событием, структурой и смыслом»[949]. Делёз тем не менее признает, что структурализм очень эффективно учитывает множественности. Его театр не имеет ничего общего с репрезентацией, это «театр множеств»[950], который вместо поиска идеального синтеза распознавания, адекватной репрезентации тождественного – отслеживает проблемы в самом сердце экспериментальных движений.