По многомерности этого понятия можно оценить ту силу убеждения и ту привлекательность, которую оно приобретает. Его краткий очерк в этой небольшой работе, намного более доступной, чем более поздняя «Тысяча плато», во многих отношениях пугающая, превратила этот небольшой манифест, скорее тезисный, чем полемический, в вызов, который спровоцирует контратаку тех, кто почувствовал себя мишенью этого нового направления мысли.
«Картофельный фашизм»
«Картофельный фашизм»
Одним из недовольных становится Ален Бадью, философ и коллега Делёза по Венсену, где он будет преподавать добрых тридцать лет. Он быстро понял привлекательность этой небольшой работы. Бадью, в прошлом ученик Сартра, а потом и Альтюссера, в этот период является главой небольшой группы маоистов и руководит журналом
В первой статье Делёз и Гваттари разоблачаются как приверженцы философии желания, которое «значит практически то же, что и усыпительная сила опиума»[1528]. При этом они объявляюся представителями самого вульгарного морализма, который заключается в вымученном доказательстве, ценой «культурного пустозвонства» и «субверсивного поигрывания мускулами», того, что свобода коррелирует с благом, а необходимость – со злом; тем самым они заявляют не что иное, как возврат к Канту, забывая об уроках марксизма-ленинизма, воплощающего в себе «серьезность науки»[1529]. За игривостью «Анти-Эдипа» Бадью без труда усматривает истинное лицо врагов народа:
Что в итоге говорят эти враги всякой организованной революционной политики, ненавидящие ее? Читаем: выполнить «тот процесс, который всегда оказывается выполненным уже в своем развертывании и поскольку он развертывается» (АЭ, с. 601). Словом, надо течь, подобно гною. Посмотрим на этих старых кантианцев, которые делают вид, что играючи ломают безделушки культуры. Посмотрим на них: время поджимает, и они уже чувствуют, что их песенка спета[1530].