Как утверждает Александров-Агентов, Брежнев сказал ему, что лучше всего он чувствовал себя на посту секретаря обкома2869. Млечин обратил это против Брежнева: ему стоило бы оставаться скромным региональным секретарем; пост генерального секретаря оказался той «шапкой», что была «не по Сеньке»2870. Но это высказывание свидетельствует скорее о том, что Брежнев видел себя человеком действия и чувствовал себя хорошо, если напрямую общался с людьми. Секретарю обкома, говорил Брежнев, можно добиться большего и увидеть результаты своей деятельности, пойти на заводы и в поля, поговорить с людьми и почувствовать их настроение. В Кремле же все всегда узнаешь только из бумаг2871. С одной стороны, это еще раз указывает на то, что Брежнев не стремился к политической карьере. Он начинал в качестве актера-любителя и инженера и, чтобы быть довольным, ему не надо было чего-то большего. Охота, а к ней быстрый автомобиль – и его счастье было идеальным. С другой – цитата свидетельствует о том, что Брежнев не был высокомерным и не только охотно заботился о нуждах людей, но и с удовольствием говорил с ними, смешил их и, если во время приема звучала музыка, приглашал женщин танцевать.
Именно эти «нормальные», обычные, неинтеллектуальные проявления его натуры и заставляли многих его соперников недооценивать Брежнева. Его преимущества и «оружие» заключались в выслушивании, терпении, выносливости и, конечно, актерском таланте. Последнее генсек использовал, если развлекал свое окружение стихами Есенина, если с большим пафосом и страстью произносил речи или если входил в роль политика западного склада. Один из тех, кого Брежнев изгнал из власти, относился к нему плохо, но одновременно отдавал ему дань уважения, говоря, что Брежнев был «большим актером», который сумел за театральной маской скрывать свое лицо2872.
Но не только удовольствие от игры на сцене выделяло его среди членов Политбюро. Брежнев был бонвиваном, не заботившимся о строгом соблюдении высокоморальных партийных правил. Насколько сильно он выдавал себя в политической сфере за «равного среди равных», настолько же интенсивно использовал в неформальных ситуациях свою слабость к женщинам и быстрым автомобилям, а также искусство стрелка, чтобы в качестве «настоящего мужика» выделиться среди своих товарищей и представить себя как лидера. В этом отношении не удивительно, что в обществе Брандта, Помпиду и Никсона советский лидер чувствовал себя комфортнее, он в большей степени видел в них своих единомышленников. Члены «Большой четверки» были жизнерадостными людьми, «другие», так оказывалось, были черствыми идеологами.